Интимные межличностные отношения. Не верьте тому, что осуществление добра и истины невозможно в душе вашей

⁠аргументы к сочинению

⁠

Другие сочинения на тему дружбы на нашем сайте

- итоговое сочинение: «Согласны ли вы с высказыванием «Не бывает плохих наций – бывают плохие люди» »?

- итоговое сочинение: ⁠«Согласны ли вы с высказыванием П. Бови, что ⁠«ложные друзья подобно тени, следуют за нами по пятам, пока мы ходим на солнце, и тотчас покидают нас, как только мы вступаем в тень⁠»⁠»?

⁠ ⁠⁠ ________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

С.И. Ожегов в своём словаре даёт такое определение слову «дружба »:

А вот определение вражды :
Можно много говорить о значимости дружбы в жизни каждого человека, о том, как отдельные люди, их группы, а также страны достигают взаимопонимания и чем иногда приходится жертвовать ради дружбы и мира тем, кто ценит эти важнейшие на земле понятия. Наверное, ещё больше можно сказать о том, как иногда дружба переходит в неприязнь, а подчас и открытую вражду и что движет людьми, решившими разорвать дружеские отношения. Важно также понимать, что некоторые в принципе не способны на такое светлое и тёплое чувству, как дружба. Удел таких людей - порождать конфликты, оставаясь трагически одинокими.
Тема дружбы и вражды – одна из важнейших в мировой литературе. А.С. Пушкин, сохранивший дружеские отношения со многими лицеистами, характеризовал настоящую дружбу так:

Отношения Пушкина с лицейским другом Иваном Пущиным - яркое доказательство того, какой может быть дружба. Именно его в стихотворении «И.И. Пущину» Александр Сергеевич называл «первым и бесценным другом» в благодарность за то, что он навестил его в Михайловском, куда поэт был отправлен властями за «вольнодумство». Стихотворение написано в 1826 году, когда Пущин уже был сослан на каторгу за своё участие в декабрьском восстании 1825 года. Произведение имеет двухчастную композицию: в первой части лирический герой (=поэт) говорит о той радости, которую принёс ему приезд друга в его печальном уединении, во второй он выражает надежду, что и его голос, а также воспоминания о ясных лицейских днях в свою очередь принесут Пущину утешение. Через своих знакомых, имеющих влияние при дворе, Пушкин ходатайствовал о смягчении вынесенного Пущину приговора – пожизненной каторги, но тщетно. Именно этого друга лицейской юности Александр Сергеевич вспоминал на смертном одре и печалился, что не может его увидеть.
Тема дружбы важнейшая и

На примере отношений главного героя и Владимира Ленского мы видим, как легко разрушить связи между людьми. Конечно, отношения между Ленским и Онегиным сложно назвать дружескими, потому что начаты они были, по крайней мере со стороны Евгения, «от делать нечего». Главный герой скучал в поместье дяди: чтение быстро ему надоело, занятия хозяйством тоже. И юный Ленский, восторженный романтик, верящий в вечную любовь, искренность людей и мировую гармонию, пришёлся как нельзя кстати. Онегин чувствуется себя в отношениях с Владимиром умудрённым опытом человеком, но не хочет разочаровывать его, показывая истинные силы, движущие людьми и миром. Он полагает, что время само всё расставит на места и развеет романтические иллюзии героя. Отношения Онегина и Ленского дали трещину в тот момент, когда друзья, приехав в поместье к Лариным на именины, видят там дом, полный гостей, тогда как Владимир уверял Евгения, что праздник пройдёт в кругу семьи. Гордость Онегина, его самолюбие не стерпели маленькой лжи, сказанной, конечно, без злого умысла. И далее происходит то, о чём все мы знаем: Онегин весь вечер танцует с Ольгой, та хохочет, откровенно флиртует с Евгением, разозлённый Ленский вызывает друга на дуэль, Онегин принимает вызов, дуэль, смерть Ленского… Несомненно, многие задавались вопросом: мог ли главный герой отказаться от дуэли. Формально Онегин не нарушил ни одного правила: он принял вызов, то есть достойно ответил на упрёк, высказанный ему Ленским, и честно победил в поединке. Но обращаясь к совести, говоря начистоту, мы, понимаем, что честнее и порядочнее было отказаться от дуэли и примириться с Ленским, объяснившись с ним. Ведь конфликт родился из-за пустяка, и он точно не мог быть помехой для истинной дружбы, которая идёт на компромиссы, а иногда даже на отказ от личных интересов ради отношений. Но в том то и дело, что отношения Онегина и Ленского изначально были построены не на равноправии, доверии и искренности, поэтому малейшее препятствие и разрушило их. Евгений не смог отказаться от дуэли, побоявшись мненья света. Боясь осуждения, он смалодушничал и не пошёл на объяснение и примирение с Владимиром. Эта дуэль, несомненно, была горьким уроком главному герою. Мы понимаем это по реакции Онегина, увидевшего убитого Ленского.
так же, как и Онегин, избалован светом, он рано понял его цену и, будучи ещё совсем молодым, разочаровался и в нём, и в жизни в целом. Печорин говорит, что не способен на дружбу, ведь в дружбе

Сам герой никогда не сможет стать рабом другого человека: он слишком горд и самолюбив для этого. Но и сделать другого своим рабом тоже не может. Мы видим, как Печорин холоден с Максимом Максимычем при встрече после долгой разлуки, хотя не так давно их связывали и общая служба в Кавказских горах, и печальная история с Белой, прямым свидетелем которой был Максим Максимыч. Печорин был также дружен в Пятигорске с доктором Вернером, так как тот бы умён и проницателен и Григорию Александровичу не приходилось долго объяснять ему мотивы своих поступков, но даже Вернер уходит от Печорина после его дуэли с Грушницким.
Отношения Печорина и Грушницкого заслуживают отдельного разговора. Уже в момент знакомства читателей с Грушницким, во время его встречи с Печориным на водах, видно, что из себя представляет этот герой: самолюбив, даже болезненно самолюбив, позёр, то есть любит «играть на публику», чего только стоит его вид в солдатской шинели, но при этом весьма неуверен в себе. Уже здесь Печорин заявляет, что, хотя и встретились они с Грушницким как приятели, когда-нибудь им придётся столкнуться на узкой дорожке. По ходу романа автор постоянно показывает, как Грушницкий то принимает решение, то отказывается от него, нередко следуя не за своим разумом или сердцем, а прислушиваясь к советам и мнениям других. На наш взгляд, виной этой неуверенности во многом стало воспитание в незнатной и небогатой семье. Несомненно, Грушницкий завидует Печорину: его уму, деньгам, умению держаться с людьми, способности влюблять в себя женщин. Он понимает, хотя и боится себе в этом признаться, что Печорин – «герой», тогда как он, Грушницкий, лишь пародия на героя. На мой взгляд, именно зависть была главной, хотя и скрытой, причиной дуэли, ситуация с княжной Мери послужила лишь толчком к разрешению назревшего конфликта между ограниченностью и самодостаточностью, между чувством собственного достоинства и неуверенностью в себе.
Пример дружеских отношений мы находим

друзья «по идее». Нигилизм, что переводится с латыни как «отрицание», владеет их умами. Отрицание, по словам Базарова, всего: любых принципов, идей, нравственных категорий, то есть всего того, что не проверяется опытом и не несёт практической значимости. Несомненно, первую скрипку в этих отношениях играет Базаров. Аркадий во всём послушен своему старшему товарищу, хотя в душе и не вполне разделяет его взгляды. Увлечённость нигилизмом была для Аркадия лишь модным поветрием, распространенным среди университетской молодёжи. И Базаров, и Кирсанов-младший довольно быстро понимают, что им не по пути. Так, в поместье Кирсановых Евгений постоянно работает: проводит опыты, помогает крестьянам, Аркадий же сибаритствует. Очень важным в отношениях друзей можно считать то «разногласие», которое возникает во время их разговора о значимости природы в жизни человека. Базаров утверждает, что

в то время как Аркадию Кирсанову ближе точка зрения его отца, Николая Петровича, который видит в природе в первую очередь красоту и наслаждается ею. Аркадию также ближе стихи Пушкина, чем произведения немецких практиков. А на саркастическое замечание друга о том, что Кирсанов-старший, почтенный отец семейства, живущий в захолустном поместье, в 44 года играет на виолончели, несмотря на всё благоговение перед своим учителем, он даже не улыбнулся. Базаров называет Аркадия «нежной, ранимой душой», тем самым противопоставляя его себе. Но, влюбившись в Анну Одинцову, Евгений сам становится уязвимым, так как рушатся все его представления о мире, а в душе царят чувства, которые он прежде категорически отрицал. Таким образом, мы можем говорить, что отношения Евгения Базарова и Аркадия Кирсанова, несмотря на то, что друзья разошлись, оказали на них важное влияние. Аркадию они помогли понять самого себя, осознать, что ему ближе точка зрения «отцов», провозглашающих самой своей жизнью такие ценности, как любовь к женщине, природе, искусству. А Евгению Базарову они доказали, что почва нигилизма бесплодна и человек не может жить одним отрицанием, а такие понятия, как красота и любовь придают значимость людскому существованию и помогают преодолевать сознание бренности и быстротечности бытия.

Пример дружеских отношений мы может также видеть

университетские товарищи и знакомы уже полтора года. Именно с Разумихиным, Раскольников, вообще не имевший друзей, как-то сходится и имеет доверительные отношения. Впрочем, сам автор пишет, что с Разумихиным и нельзя было по-другому: был он весел, открыт, очень общителен и добр, а главное, никогда, даже при самых неблагоприятных обстоятельствах, не опускал руки. К нему-то и идёт Раскольников незадолго до совершения преступления в надежде получить поддержку и напутствие. Разумихин искренне рад Раскольникову, и, несмотря на то, что сам в это время вынужден был оставить университет, так как не в состоянии оплачивать обучение, предлагает Родиону денег и некоторых своих учеников. Начиная с этого времени, Разумихин почти постоянно будет рядом с главным героем. Именно он найдёт его после убийства старухи процентщицы, лежащего в бреду в своей похожей на гроб комнате, приведёт к нему доктора Зосимова, а позже будет ухаживать за ним. Разумихин возьмёт на себя заботу о матери Раскольникова и его сестре Дуне – Авдотье Романовне. В «Эпилоге» мы узнаём, что Разумихин становится мужем Дуни, и оба они обещают, что расстаются с Родионом не навсегда. У Дмитрия уже в голове сложился твёрдый план: в последующие три-четыре года скопить денег и отправиться вместе с женой в Сибирь, где поселиться поближе к острогу Раскольникова и вместе строить жизнь по-новому. Ему невозможно было не верить, ведь, по словам Достоевского, у него была железная воля, а ещё предельная честность и трудолюбие.

перед нами пример дружеских отношений двух главных героев произведения Пьера Безухова и Андрея Болконского. Князь Андрей – умный, хорошо образованный, с рациональным сладом ума человек, принадлежащий к богатому, знатному роду, хорошо знает высший свет, его мораль и ценности. Пьер – полная его противоположность. Вследствие своего положения незаконнорожденного ребёнка, он провёл значительную часть времени за границей, куда отправил его отец – богатый вельможа Кирилла Безухов. Не имея привычки бывать в высшем свете, Пьер ведёт себя там слишком эмоционально, наивно предполагая, что люди, собирающиеся в салонах и на званых ужинах, интересуются чем-то ещё, кроме себя. Но тем не менее именно с Пьером Андрей может говорить откровенно на волнующие его темы, не боясь быть осуждённым или непонятым. Именно Пьеру князь рассказывает о том, что тяготится положением женатого мужчины, так как не видит в браке искренности и радости, ему первому Андрей признаётся и в любви к Наташе Ростовой. Именно после разговора с Пьером о смысле жизни, произошедшем во время приезда Безухова в поместье Андрея, в душе Болконского проснулось чувство сопричастности к Богу и бесконечности жизни, которое он впервые испытал, лежа тяжело раненный на поле Аустерлица. Слова Пьера о том, что жить надо для людей, делая им добро, и этим только можно приблизиться к высшей правде, несомненно, оказали огромное влияние на князя Андрея. Толстой пишет, что с этого момента во внутреннем мире Болконского началась новая жизнь, которая в итоге привела его на Бородинское поле, где он сражался бок о бок со своими солдатами, любовно называвшими героя «наш князь».
Надо отметить, что Пьер, несмотря на своё длительное положение байстрюка, то есть незаконнорожденного ребёнка, никогда не искал в дружбе с Андреем Болконским какой-либо выгоды. Он также, остаётся благородным и в тот момент, когда узнаёт о разрыве отношений между Андреем и Наташей Ростовой. И не допускает мысли о каком бы то ни было сближении с девушкой, хотя уже давно влюблён в неё.
Но в романе есть множество отношений, доказывающих нам мысль о ложных друзьях. К таким людям можно отнести Бориса Друбецкого, который в начале романа живёт в доме Ростовых, дружит с Наташей и Николаем Ростовыми и всячески пользуется помощью их семьи. Но характер Бориса таков, что главное в жизни для него не честь, не дружба, не помощь близким, а личная выгода. Поэтому он отдаляется от Ростовых, так как понимает, что отношения с ними не помогут ему продвинуться по карьерной лестнице. Попав на службу в армию во время военной кампании 1805 года, он ищет расположения Андрея Болконского – штабного офицера, и вовсе не рад Николаю Ростову, приехавшего к нему с просьбой. Николай не находит радушия в Борисе, напротив, друг детства как будто стесняется его, грязного после длительной скачки на лошади, грубоватого гусара, для которого служить при штабе означает вовсе не службу, а протирание штанов.
В другом герое романа, Фёдоре Долохове, отсутствие понятий о чести и совести, приводит к тому, что и с товарищами он ведёт себя соответственно. Так, он, не стесняясь, заводит роман с Элен Безухой, женой вчерашнего приятеля Пьера Безухова, с которым была проведена ни одна бессонная ночь и выпито немало бутылок шампанского. Долохов же жестоко втягивает в карточную игру и обыгрывает на огромную сумму своего вчерашнего друга Николая Ростова. Причина такого поведения в том, что дальняя родственница Ростовых Соня, давно влюблённая в Николая, отказалась стать женой Долохова. Герой не в состоянии быть благородным и простить Ростову того, что тот оказался счастливее.
В романе мы также находим историю взаимоотношений двух стран – России и Франции. Переходя от дружбы (хоть и дружбы «со сжатыми кулаками») к вражде, вступая периодически в открытые столкновения, отношения эти закончились, как известно, знаменитой войной 1812 года. Автор подчёркивает, что, хотя событие это было следствием задуманного где-то свыше хода истории, а Наполеон и Александр I – лишь марионетки в руках высших сил, он всё же показывает, как эгоизм и тщеславие Наполеона вносят свою лепту в разжигание огня войны. Бонапарт постоянно разыгрывает роль великого императора, повелевающего миром. Поле сражение для него – шахматная доска, а он знаменитый гроссмейстер. Но Толстой всем ходом романа развенчивает теорию «великих людей в истории». Он пользуется приёмом сатирического гротеска при изображении Наполеона: император переполнен самолюбованием, его помыслы преступны, а патриотизм отдаёт фальшью (вспомним эпизоды с Лаврушкой, где Бонапарт вначале «играет» с пленным, а потом признаётся ему, преисполненный гордостью, что он и есть Наполеон, сцену с портретом сына, утренние сборы перед Бородинским сражением и пр.).
перед нами также история войны, но войны гражданской. События этого времени ставят перед главным героем произведения – казаком Григорием Мелеховым – новые вопросы. Он мечется между двух враждующих сторон: красными и белыми. Но не видит правды ни там, ни там. Обе стороны жаждут мести: красные – за многовековые притеснения бедняков господами; белые, отстаивая свои привилегии, которыми они считали себя наделёнными по праву рождения. Григорий сам участвует в казни пленных матросов, рубит безоружных людей. Придя в себя, герой кричит о том, что нет ему прощения и просит окружающих зарубить его. Уже позже он признаётся матери, что война сделала его жестоким, что он перестал жалеть даже детей.
Главная боль гражданской войны – это то, что это война братоубийственная. Вчерашние родственники, даже родные братья, добрые соседи, друзья в одночасье оказались по разные стороны. Старое казачество распадается. На примере казаков хутора Татарского Шолохов показывает, как каждый становится сам за себя. Михаил Кошевой, приняв сторону большевиков, казнит Мирона Коршунова – хуторского богатея; также он расправляется с Петром Мелеховым – старшим братом Григория. Но сын Коршунова, Митька, не остаётся в долгу и убивает мать Кошевого. Последний, узнав о смерти матери, поджигает несколько домов хутора, не разбирая ни вчерашних соседей, ни друзей.
рассказывается о взаимоотношениях трёх девочек: Ляли Ивашовой, Маши Завьяловой и Дуси. Ляля – красавица, Маша – умница и талантлива, «как Леонардо да Винчи», а Дуся, как она сама говорит о себе, просто их подруга. Именно Дусино отношение к девочкам показывает нам, какой должна быть настоящая дружба. Чувство зависти она называет «изнуряющим чувством», поэтому испытывать его совсем не хочет. Девочка искренне гордится красотой Ляли и талантами Маши, а потому потихоньку собирает сочинённые и записанные на обрывках бумаги Машины стихи и ставит на них даты. Дуся уверена, что Маша обязательно или изобретёт что-то удивительное, или напишет произведение, равного которому ещё не видели. Для неё Маша и Ляля как будто второе «я», а вместе они неделимое целое. Поэтому, когда отца Ляли Ивашовой во время Великой Отечественной войны отправили руководить строительством большого завода, Дуся, её мама Тамара Степановна и Маша отправились вместе с ними. И хотя Тамара Степановна просит дочь не жить чужой жизнью не сиять отражённым светом, она тут же поправляет себя: «Смотря чьим светом!»

Дружба, любовь, вражда, одиночество относятся к интимным межличностным отношениям. Толковый словарь русского языка трактует понятие «интимный» как характеризующий отношения, которым присущи глубоко личные, сокровенные, задушевные переживания.

ДРУЖБА – прочные и устойчивые, глубокие индивидуально-избирательные межличностные отношения, основанные на взаимной симпатии, эмоциональной привязанности, доверии и психол. близости субъектов общения, предполагающие их верность и преданность друг другу, взаимопонимание, активную взаимную помощь и поддержку [А.А. Бодалев].

Дружеские отношения бескорыстны, в них человек получает удовольствие от того, что доставляет приятное другому. В отличие от любви, дружба – это, в основном, отношения между людьми одного и того же пола.

Факторы формирования и развития дружбы [А.А. Бодалев]:

· территориальная (пространственная) близость субъектов;

· принадлежность к одной социальной группе;

· наличие совместной деятельности;

· совпадение интересов и индивидуально-психологических характеристик;

· наличие объединяющего эмоционального прошлого опыта;

· частота контактов субъектов общения и примеры поведения других людей.

Нормы и правила, которыми руководствуются люди в дружбе – это равноправие, уважение, умение понять, готовность прийти на помощь, доверие и преданность.

Дружба занимает промежуточное положение между знакомством и любовью. Вначале дружеские отношения носят характер товарищества или приятельства, а затем постепенно трансформируются в подлинно интимные. Появляется она в детстве тогда, когда у ребенка возникают первые проблемы и вопросы сугубо личного характера – такие, в которых он самостоятельно не в силах разобраться. Для того, чтобы стать полноправным участником дружеских отношений человек - как личность - должен созреть нравственно и интеллектуально. Это происходит примерно к 14-15 г., когда дружба впервые проявляется в полном объеме. Дружба людей противоположного пола со временем может перерасти в любовь [Р.С. Немов].

ЛЮБОВЬ - это чувство самоотверженной и глубокой привязанности, сердечного влечения; склонность, пристрастие к чему-либо[А.А. Реан].

Виды любви [Р.С. Немов]:

· Братская.

· Материнская.

· Эротическая.

· К самому себе.

ВРАЖДА – проникнутые взаимной неприязнью и ненавистью отношения людей.

«Если между двумя людьми есть вражда, то виноваты оба. Какую бы величину ни помножить на нуль, будет нуль. Если же произведена вражда, вражда была и в каждом из враждующих» (Л. Н. Толстой).

Причины вражды [Р.С. Немов]:

1. Интересы различны, а потребности таковы, что порой могут быть удовлетворены лишь за счет нарушения или пренебрежения интересами других людей.

2. Интеллектуальные и личностные различия, что может привести к непониманию друг друга и конфронтации.

3. Разный уровень образования. Вследствие чего люди могут стать не интересны друг другу.

4. Разный жизненный опыт. Но сам по себе он не ведет к вражде. Но, усугубляясь желанием во что бы то ни стало обратить другого в свою веру, недопонимание может породить взаимную неприязнь людей.

5. Противоречивые мотивы поведения в одной ситуации. Каждый из участников ситуации, преследуя свои личные цели, основанные на этих мотивах, невольно препятствует достижению целей других людей. Чем значимее мотивы и больше разница между ними, тем сильнее вражда.

Этапы возникновения враждебных отношений [Р.С. Немов]:

· Причины.

· Конфликт, неприязнь.

· Вражда.

ОДИНОЧЕСТВО – тяжелое психическое состояние, обычно сопровождающееся плохим настроением и тягостными эмоциональными переживаниями [С.Л. Рубинштейн].

Человек становится одиноким тогда, когда осознает неполноценность своих отношений с людьми, личностно значимыми для него, когда он испытывает дефицит удовлетворения потребности в общении. Осознав свое одиночество, человек по-разному может себя вести (таблица 12).

Таблица 12 – Реакция на осознание одиночества

Размышляли о веществах, проституции искусства и любви. Новая неделя - новые неприятные открытия о себе, ура!

С днём рождения, Толстой

Сегодня день рождения Льва Николаевича Толстого и день последней публикации нашего проекта «Месяц Толстого». За это время мы получили не только много отзывов о нашей работе, но и различных мнений о самом Льве Толстом, которые оказались очень противоречивыми.

В том числе выяснилось, что мысли графа вызывают иррационально жгучую боль в нижних чакрах очень многих людей, и обосновывается это очень по-разному: от утверждения, что Толстой был слабыми мыслителем (на что мы предлагаем вам изучить все четыре лонгрида и конструктивно поспорить в комментах) до обвинения в женоненавистничестве (что мы постарались опровергнуть в предыдущих публикациях). Но самым частым и сильным стал такой аргумент:

как он смеет учить нас

Этот порочный человек, который поступал так дурно с людьми и со своей собственной жизнью, этот грубый, хмурый, наделавший столько ошибок человек!

Кажется, что учить нас и рассказывать нам о том, как правильно жить, имеют право только святые, отшельники, просветлённые или хотя бы йогины. Но, если вы подумаете, вы и их-то не очень слушаете, но не слушать их - безопасно: «где мы, а где они», «конечно, он святой, куда нам», «йог левитирует, ему легко говорить». Чтобы не слушать такого же человека из плоти и крови, ошибающегося, щедро делящегося своим опытом, публично раскаивающегося в своих проступках и дурном обращении с близкими, нужны аргументы посильнее (например, что он в целом не очень мыслитель или просто плохой человек).

Но когда люди говорят так, они забывают, что Лев Толстой прожил большую жизнь, очень большую не только с точки зрения времени, но и сточки зрения насыщенности этих лет событиями и внутренними осознаниями, которые достигли особой интенсивности в последней четверти жизни Льва Николаевича. Он сделал много дурного, и он нёс последствия своих поступков всю жизнь, старался исправиться и во многом ему удалось измениться. Когда он говорит вам, как надо и не надо, - это не брюзжание старого человека, который судит вас, - это горькое осознание человека, прожившего жизнь, полную неприятных открытий о себе и о том, как надо было , чтобы жизнь была иной.

Человек может измениться.

Это важное осознание, которое многим помогло в жизни (Пётр Мамонов очень любит рассказывать, что трансформации Толстого спасли его от смерти) и многим ещё может помочь. Если бы человек не мог измениться, исправиться, пойти путём добра - на многих из нас уже можно было бы поставить крест, так как многое необратимое зло уже было совершено.

В целом Лев Николаевич и не претендует на окончательную истину, а всё равно доверяет сердцу каждого человека, в котором, как ему видится, живёт врождённое нравственное чувство, на которое с течением жизни мы забиваем, наученные дурным примером. Вот вам его обращение к молодёжи, которое он составил в последние годы жизни и в котором призывает сохранить совесть в чистоте и научиться её слушаться. Вот и всё учение.

ВЕРЬТЕ СЕБЕ

(Обращение к юношеству)

«Верьте себе, выходящие из детства юноши и девушки, когда впервые поднимаются в душе вашей вопросы: кто я такое, зачем живу я и зачем живут все окружающие меня люди? И главный, самый волнительный вопрос, так ли живу я и все окружающие меня люди? Верьте себе и тогда, когда те ответы, которые представятся вам на эти вопросы, будут несогласны с теми, которые были внушены вам в детстве, будут несогласны и с той жизнью, в которой вы найдёте себя живущими вместе со всеми людьми, окружающими вас.

Не бойтесь этого разногласия; напротив, знайте, что в этом разногласии вашем со всем окружающим выразилось самое лучшее, что есть в вас, - то божественное начало, проявление которого в жизни составляет не только главный, но единственный смысл нашего существования. Верьте тогда не себе, известной личности, - Ване, Пете, Лизе, Маше, сыну, дочери царя, министра или рабочего, купца или крестьянина, а себе, тому вечному, разумному и благому началу, которое живёт в каждом из нас и которое в первый раз пробудилось в вас и задало вам эти важнейшие в мире вопросы и ищет, и требует их разрешения.

Не верьте тогда людям, которые со снисходительной улыбкой скажут вам, что и они когда-то искали ответов на эти вопросы, но не нашли, потому что нельзя найти иных, кроме тех, которые приняты всеми.

Не верьте этому, а верьте только себе, и не бойтесь несогласия со взглядами и мыслями людей, окружающих вас, если только несогласные с ними ответы ваши на представляющиеся вам вопросы основаны не на ваших личных желаниях, а на желании исполнить назначение своей жизни, исполнить волю той силы, которая послала вас в жизнь. Верьте себе, особенно когда ответы, представляющиеся вам, подтверждаются теми вечными началами мудрости людской, выраженной во всех религиозных учениях и в наиболее близком вам учении Христа в его высшем духовном значении.

Помню, как я, когда мне было пятнадцать лет, переживал это время, как вдруг я пробудился от детской покорности чужим взглядам, в которой жил до тех пор, и в первый раз понял, что мне надо жить самому, самому избирать путь, самому отвечать за свою жизнь перед тем началом, которое дало мне её. Помню, что я тогда, хотя и смутно, но глубоко чувствовал, что главная цель моей жизни - это то, чтобы быть хорошим, в смысле евангельском, в смысле самоотречения и любви. Помню, что я тогда же попытался жить так, но это продолжалось недолго. Я не поверил себе, а поверил всей той внушительной, самоуверенной, торжествующей мудрости людской, которая внушалась мне сознательно и бессознательно всем окружающим. И моё первое побуждение заменилось очень определёнными, хотя и разнообразными желаниями успеха перед людьми, быть знатным, учёным, прославленным, богатым, сильным, то есть таким, которого бы не я сам, но люди считали хорошим.

Я не поверил себе тогда, и только после многих десятков лет, потраченных на достижение мирских целей, которых я или не достиг или которых достиг и увидал бесполезность, тщету, а часто и вред их, я понял, что то самое, что я знал шестьдесят лет тому назад и чему не поверил тогда, и может и должно быть единственной разумной целью усилий всякого человека.

Помню, что я тогда, хотя и смутно, но глубоко чувствовал, что главная цель моей жизни - это то, чтобы быть хорошим, в смысле евангельском, в смысле самоотречения и любви.

Помню, что я тогда же попытался жить так, но это продолжалось недолго. Я не поверил себе, а поверил всей той внушительной, самоуверенной, торжествующей мудрости людской, которая внушалась мне сознательно и бессознательно всем окружающим. И моё первое побуждение заменилось очень определёнными, хотя и разнообразными желаниями успеха перед людьми, быть знатным, учёным, прославленным, богатым, сильным, то есть таким, которого бы не я сам, но люди считали хорошим.

А какою иною, более радостною для себя и более полезной людям могла бы быть моя жизнь, если бы я тогда, когда голос истины, бога, в первый раз заговорил в не подвергшейся ещё соблазнам душе моей, поверил бы этому голосу и отдался бы ему?

Да, милые юноши, искренно, самостоятельно, не под влиянием внешнего внушения, а самостоятельно и искренно пробудившиеся к сознанию всей важности своей жизни, да, не верьте людям, которые будут говорить вам, что ваши стремления только неисполнимые мечты молодости, что и они так же мечтали и стремились, но что жизнь скоро показала им, что она имеет свои требования и что надо не фантазировать о том, какая бы могла быть наша жизнь, а стараться наилучшим образом согласовать свои поступки с жизнью существующего общества и стараться только о том, чтобы быть полезным членом этого общества.

Не верьте и тому особенно усилившемуся в наше время опасному соблазну, состоящему в том, что высшее назначение человека - это содействие переустройству существующего в известном месте, в известное время общества, употребляя для этого всевозможные средства, даже и прямо противоположные нравственному совершенствованию. Не верьте этому; цель эта ничтожна перед целью проявления в себе того божественного начала, которое заложено в душе вашей. И цель эта ложна, если она допускает отступления от начала добра, заложенного в душе вашей.

Не верьте этому.

Не верьте тому, что осуществление добра и истины невозможно в душе вашей.

Такое осуществление добра и истины не только не невозможно в душе вашей, но вся жизнь, и ваша, и всех людей, только в одном этом, и только это осуществление в каждом человеке ведёт не только к лучшему переустройству общества, но и ко всему тому благу человечества, которое предназначено ему и которое осуществляется только личными усилиями каждого отдельного человека.

Да, верьте себе, когда в душе вашей будут говорить не желание превзойти других людей, отличиться от других, быть могущественным, знаменитым, прославленным, быть спасителем людей, избавителем их от вредного устройства жизни (такие желания часто подменивают желание добра), а верьте себе, когда главное желание вашей души будет то, чтобы самому быть лучше, я не скажу: совершенствоваться, потому что в самосовершенствовании есть нечто личное, удовлетворяющее самолюбию, а скажу: делаться тем, чем хочет тот бог, который дал нам жизнь, открывать в себе то вложенное в нас, подобное ему, начало, жить по-божьи, как говорят мужики.

Верьте себе и живите так, напрягая все свои силы на одно: на проявление в себе бога, и вы сделаете всё, что вы можете сделать и для своего блага, и для блага всего мира.

Ищите царствия божия и правды его, а остальное приложится вам. Да, верьте себе в то великой важности время, когда в первый раз загорится в вашей душе свет сознания своего божественного происхождения. Не тушите этот свет, а всеми силами берегите его и давайте ему разгореться. В этом одном, в разгорании этого света - единственный великий и радостный смысл жизни всякого человека.

Лев Толстой».

день до дня рождения Толстого

«Девки сбили меня с толку!»

Жаловался в дневниках Лев Николаевич.

В прошлом выпуске мы говори о браке в целом, а теперь давайте посмотрим, что писал граф о женщинах в своих дневниках на протяжении жизни. Самые интересные мысли относятся к зрелому возрасту, хотя ранние дневники наполнены конфузом, фрустрацией и маятником от обожания и умиления до ненависти и презрения. Нужно признать: с трудом давалась Льву Николаевичу наука общения с противоположным полом. Масла в огонь подливали трудности с женой Софьей Андреевной, с которой они не только начали расходиться в убеждениях, но и стали идеологическими противниками в период страстной влюблённости пятидесятитрёхлетней Софьи в композитора Танеева. «Где я, тот я, которого я сам любил и знал, который выйдет иногда наружу весь и меня самого радует и пугает. Я маленький и ничтожный. И я такой с тех пор, как женился на женщине, которую люблю», - сваливал всё Толстой на супругу.

Но за жизнь граф прошёл определённую эволюции в осмыслении «женского вопроса». С течением времени его непримиримое презрение к женщине высшего света с её жеманством, нарядами, кокетством и распущенностью всё возрастало. В то же время он встречал всё больше женщин-единомышленниц, в том числе знакомился с ними по переписке, - и это во многом к концу жизни даже повернуло его в сторону признания равенства полов в духе и того, что материнство - не единственно верная женская миссия.

«Женщина, наряжаясь, сама на себя разгорается похотью. Наряжая других даже, она живёт воображением о похоти. От этого-то наряды так властны над женщинами».

«Ужасные люди женщины, выскочившие из хомута. Мешали заснуть».

«Страшно трагично положение матери: природа вложила в неё прежде всего неудержимую похоть (то же она вложила и в мущину, но в мущине это не имеет тех роковых последствий - рождения детей), последствием которой являются дети, к которым вложена ещё более сильная любовь и любовь телесная, так как и ношение, и рождение, и кормление, и выхаживание есть дело телесное. Женщина, хорошая женщина полагает всю свою душу на детей, отдаёт всю себя, усваивает душевную привычку жить только для них и ими (самый страшный соблазн тем более, что все не только одобряют, но восхваляют это); проходят года, и эти дети начинают отходить - в жизнь или смерть - первым способом медленно, отплачивая за любовь досадой, как на привешенную на шею колоду, мешающую жить им, вторым способом - смертью, мгновенно производя страшную боль и оставляя пустоту. Жить надо, а жить нечем. Нет привычки, нет даже сил для духовной жизни, потому что все силы эти затрачены на детей, которых уже нет».

«Женщины, требующие для себя труда мужского и такой же свободы, большей частью бессознательно требуют для себя свободы разврата и спускаются вследствие этого гораздо ниже семьи, - думая стать выше её».

«С женщинами бесполезно рассуждать, потому что разум не движет ими. Как бы разумно она ни судила, она будет жить по чувству».

«Существует наивное ходячее мнение, что муж, в особенности если он старше жены и жена очень молода, может воспитать и образовать жену. Это грубое заблуждение. У женщин свои предания, свой способ передачи их, как бы свой язык. И потому мущина никогда не может влиять на женщину иначе, как её желанием прельстить его. Женщины живут совершенно независимо от духовной жизни мущины (разумеется, есть исключения, хотя и очень редкие) и никогда не поддаются влиянию мущин, а сами своим упорством и хитростью_ _тоже посредственно, а не прямо (так как мущины тоже не понимают женского языка) влияют на всю жизнь и потому и на мущин».

«Ошибка феминизма в том, что они хотят делать всё то же, что́ мущины. Но женщины - отличные от мущин существа, со своими совершенно особенными свойствами; и потому, если они хотят усовершенствоваться, занять в обществе высшее положение, им надо развиваться в своём особенном направлении. Какое оно - я не знаю; к сожалению, и они не знают, но верно то, что оно иное, чем мужское».

«Гораздо лучше кокетничание женщин плечами и задницей, чем принципами, убеждениями...»

«Для религиозного человека вообще и для христианина в особенности не может быть и вопроса о неравенстве мущины и женщины, так как в каждом человеке, без различия его пола, по учению Христа, живёт одно и то же во всех проявление Божества, сын Божий, которое поэтому и не может быть больше или меньше в том или другом человеке. Проявление же этого божественного начала одинаково возможно как в мущине, так и в женщине. Если и могут быть различия между мущиной и женщиной в некоторых низших человеческих свойствах, и в одних, как в физической силе, в пользу мущины, и в других, как в способности исключительной материнской любви и самоотвержения - в пользу женщины, то в главных, высших, духовных свойствах нет и не может быть различия между женщиной и мужчиной».

«Материнство для женщины не есть высшее призвание».

«Да, видно, что общественное мнение устанавливалось не женщинами, а мущинами. Женщина уж потому менее, чем мущина достойна осуждения, что она несёт всю великую тяжесть последствий - роды, ребёнок, стыд, позор. Мущина же ничего, «не уличен, не вор». Падшая женщина - и родившая девушка, или как...... опозорена перед всем миром, или прямо вступает в класс презренных существ б..... Мущина же чист и прав, если только не заразился».

дня до дня рождения Толстого

«Самые захватывающие нас желания - это желания похотливые, такие желания, которые никогда не удовлетворяются, и чем больше удовлетворяются, тем больше разрастаются»,

Говорит Лев Толстой.

Повесть о трудностях похотливой жизни человеческой и злоключениях брака «Крейцерова соната» наделала много шума и была запрещена цензурой не только в России, но и частично в Америке. Пытаясь написать проповедь против сексуальной свободы, против использования другого человека ради удовлетворения похоти, против измен, ревности и прочих трудных мест человеческой жизни, Лев Николаевич взялся за дело с такой страстью, что многим эта пропаганда нравственности показалась чересчур откровенной, во многом подобной порнографическим историям. Кроме того, толстовский взгляд на женщину возмутил большую часть общества и продолжает баттхёртить многих по сей день. Но на то художественное произведение - и вместилище проекций автора: Толстой был честным и вылил в повесть своё мрачное виденье мучивших его тёмных страстей, заставлявших его всю жизнь падать на пути к исполнению его убеждений. Следует понимать, что художественный текст в этом случае представляет скорее срез психической жизни писателя. Тем же, кто жаждет узнать, что на самом деле осознанно думает Толстой о половой жизни и почему он одновременно противник брака и ярый сторонник супружеской верности, - адресовано это послесловие .

ПОСЛЕСЛОВИЕ К «КРЕЙЦЕРОВОЙ СОНАТЕ»

«Я получил и получаю много писем от незнакомых мне лиц, просящих меня объяснить в простых и ясных словах то, что я думаю о предмете написанного мною рассказа под заглавием «Крейцерова соната». Попытаюсь это сделать, то есть в коротких словах выразить, насколько это возможно, сущность того, что я хотел сказать в этом рассказе, и тех выводов, которые, по моему мнению, можно сделать из него.

Хотел я сказать, во-первых , то, что в нашем обществе сложилось твёрдое, общее всем сословиям и поддерживаемое ложной наукой убеждение в том, что половое общение есть дело необходимое для здоровья, и что так как женитьба есть дело не всегда возможное, то и половое общение вне брака, не обязывающее мужчину ни к чему, кроме денежной платы, есть дело совершенно естественное и потому долженствующее быть поощряемым. Убеждение это до такой степени стало общим и твёрдым, что родители, по совету врачей, устраивают разврат для своих детей; правительства, единственный смысл которых состоит в заботе о нравственном благосостоянии своих граждан, учреждают разврат, то есть регулируют целое сословие женщин, долженствующих погибать телесно и душевно для удовлетворения мнимых потребностей мужчин, а холостые люди с совершенно спокойной совестью предаются разврату.

И вот я хотел сказать, что это нехорошо, потому что не может быть того, чтобы для здоровья одних людей нужно бы было губить тела и души других людей, так же как не может быть того, чтобы для здоровья одних людей нужно было пить кровь других.

Вывод же, который, мне кажется, естественно сделать из этого, тот, что поддаваться этому заблуждению и обману не нужно. А для того, чтобы не поддаваться, надо, во-первых, не верить безнравственным учениям, какими бы они ни поддерживались мнимыми науками, а во-вторых, понимать, что вступление в такое половое общение, при котором люди или освобождают себя от возможных последствий его - детей, или сваливают всю тяжесть этих последствий на женщину, или предупреждают возможность рождения детей, - что такое половое общение есть преступление самого простого требования нравственности, есть подлость, и что потому холостым людям, не хотящим жить подло, надо не делать этого.

Для того же, чтобы они могли воздержаться, они должны, кроме того что вести естественный образ жизни:

не пить, не объедаться, не есть мяса и не избегать труда (не гимнастики, а утомляющего, не игрушечного труда), не допускать в мыслях своих возможности общения с чужими женщинами, так же как всякий человек не допускает такой возможности между собой и матерью, сёстрами, родными, жёнами друзей.

Доказательств же того, что воздержание возможно и менее опасно и вредно для здоровья, чем невоздержание, всякий мужчина найдёт вокруг себя сотни.

Второе то, что в нашем обществе, вследствие взгляда на любовное общение не только как на необходимое условие здоровья и на удовольствие, но и как на поэтическое, возвышенное благо жизни, супружеская неверность сделалась во всех слоях общества (в крестьянском особенно, благодаря солдатству) самым обычным явлением.
И я полагаю, что это нехорошо. Вывод же, который вытекает из этого, тот, что этого не надо делать.

Для того же, чтобы не делать этого, надо, чтобы изменился взгляд на плотскую любовь, чтобы мужчины и женщины воспитывались бы в семьях и общественным мнением так, чтобы они и до, и после женитьбы не смотрели на влюбление и связанную с ним плотскую любовь, как на поэтическое и возвышенное состояние, как на это смотрят теперь, а как на

унизительное для человека животное состояние,

и чтобы нарушение обещания верности, даваемого в браке, казнилось бы общественным мнением по крайней мере так же, как казнятся им нарушения денежных обязательств и торговые обманы, а не воспевалось бы, как это делается теперь, в романах, стихах, песнях, операх и так далее.

Это второе.

Третье то, что в нашем обществе, вследствие опять того же ложного значения, которое придано плотской любви, рождение детей потеряло свой смысл и, вместо того чтобы быть целью и оправданием супружеских отношений, стало помехой для приятного продолжения любовных отношений, и что потому и вне брака, и в браке, по совету служителей врачебной науки, стало распространяться употребление средств, лишающих женщину возможности деторождения, или стало входить в обычай и привычку то, чего но было прежде и теперь ещё нет в патриархальных крестьянских семьях: продолжение супружеских отношений при беременности и кормлении.

И полагаю я, что это нехорошо. Нехорошо употреблять средства против рождения детей, во-первых, потому, что это освобождает людей от забот и трудов о детях, служащих искуплением плотской любви, а во-вторых, потому, что это нечто весьма близкое к самому противному человеческой совести действию - убийству. И нехорошо невоздержание во время беременности и кормления, потому что это губит телесные, а главное - душевные силы женщины.

Вывод же, который вытекает из этого, тот, что этого не надо делать. А для того, чтобы этого не делать, надо понять, что воздержание, составляющее необходимое условие человеческого достоинства при безбрачном состоянии, ещё более обязательно в браке.

Это третье.

Четвёртое то, что в нашем обществе, в котором дети представляются или помехой для наслаждения, или несчастной случайностью, или своего рода наслаждением, когда их рождается вперёд определённое количество, эти дети воспитываются не в виду тех задач человеческой жизни, которые предстоят им как разумным и любящим существам, а только в виду тех удовольствий, которые они могут доставить родителям. И что вследствие этого

дети людей воспитываются, как дети животных,

так что главная забота родителей состоит не в том, чтобы приготовить их к достойной человека деятельности, а в том (в чём поддерживаются родители ложной наукой, называемой медициной), чтобы как можно лучше напитать их, увеличить их рост, сделать их чистыми, белыми, сытыми, красивыми (если в низших классах этого не делают, то только по необходимости, а взгляд один и тот же). И в изнеженных детях, как и во всяких перекормленных животных, неестественно рано появляется непреодолимая чувственность, составляющая причину страшных мучений этих детей в отроческом возрасте. Наряды, чтения, зрелища, музыка, танцы, сладкая пища, вся обстановка жизни, от картинок на коробках до романов и повестей и поэм, ещё более разжигают эту чувственность, и вследствие этого самые ужасные половые пороки и болезни делаются обычными условиями вырастания детей обоего пола и часто остаются и в зрелом возрасте.

И я полагаю, что это нехорошо. Вывод же, который можно сделать из этого, тот, что надо перестать воспитывать детей людей, как детей животных, и для воспитания людских детей поставить себе другие цели, кроме красивого, выхоленного тела.

Это четвёртое.

Пятое то, что в нашем обществе, где влюбление между молодым мужчиной и женщиной, имеющее в основе всё-таки плотскую любовь, возведено в высшую поэтическую цель стремлений людей, свидетельством чего служит всё искусство и поэзия нашего общества, молодые люди лучшее время своей жизни посвящают: мужчины на выглядывание, приискивание и овладевание наилучшими предметами любви в форме любовной связи или брака, а женщины и девушки - на заманиванье и вовлечение мужчин в связь или брак.

И от этого лучшие силы людей тратятся не только на непроизводительную, но на вредную работу. От этого происходит большая часть безумной роскоши нашей жизни, от этого - праздность мужчин и бесстыдство женщин, не пренебрегающих выставлением по модам, заимствуемым от заведомо развратных женщин, вызывающих чувственность частей тела.

И я полагаю, что это нехорошо.

Нехорошо это потому, что достижение цели соединения в браке или вне брака с предметом любви, как бы оно ни было опоэтизировано, есть цель недостойная человека, так же как недостойна человека представляющаяся многим людям высшим благом цель приобретения себе сладкой и изобильной пищи.

Вывод же, который можно сделать из этого, тот, что надо перестать думать, что любовь плотская есть нечто особенно возвышенное, а надо понять, что цель, достойная человека, - служение ли человечеству, отечеству, науке, искусству ли (не говоря уже о служении Богу) - какая бы она ни была, если только мы считаем её достойной человека, не достигается посредством соединения с предметом любви в браке или вне его, а что, напротив, влюбление и соединение с предметом любви (как бы ни старались доказывать противное в стихах и прозе) никогда не облегчает достижение достойной человека цели, но всегда затрудняет его.

Это пятое.

Что делать чистому юноше, девушке?

Соблюдать себя чистыми от соблазнов и, для того чтобы быть в состоянии все свои силы отдать на служение Богу и людям, стремиться к большему и большему целомудрию мыслей и желаний.

Что делать юноше и девушке, подпавшим соблазнам,

поглощённым мыслями о беспредметной любви или о любви к известному лицу и потерявшим от этого известную долю возможности служить Богу и людям? Всё то же: не попускать себя на падение, зная, что такое попущение не освободит от соблазна, а только усилит его, и всё так же стремиться к большему и большему целомудрию для возможности более полного служения Богу и людям.

Что делать людям, когда они не осилили борьбы и пали?

Смотреть на своё падение не как на законное наслаждение, как смотрят теперь, когда оно оправдывается обрядом брака, ни как на случайное удовольствие, которое можно повторять с другими, ни как на несчастие, когда падение совершается с неровней и без обряда, а смотреть на это первое падение как на единственное, как на вступление в неразрывный брак.

Вступление это в брак своим вытекающим из него последствием - рождением детей - определяет для вступивших в брак новую, более ограниченную форму служения Богу и людям. До брака человек непосредственно в самых разнообразных формах мог служить Богу и людям; вступление же в брак ограничивает его область деятельности и требует от него возращения и воспитания происходящего от брака потомства, будущих служителей Богу и людям.

Что делать мужчине и женщине, живущим в браке

и исполняющим то ограниченное служение Богу и людям, через возращение и воспитание детей, которое вытекает из их положения?

Всё то же: стремиться вместе к освобождению от соблазна, очищению себя и прекращению греха, заменой отношений, препятствующих и общему, и частному служению Богу и людям, заменой плотской любви чистыми отношениями сестры и брата».

дня до дня рождения Толстого

«Если между двумя людьми есть вражда, то виноваты оба»,

Говорит Лев Толстой.

В браке, продлившемся без малого пятьдесят лет, Софья Андреевна Толстая родила Льву Николаевичу тринадцать детей, четверо из которых умерли в детстве. Можно без преувеличения сказать, что «Война и мир» и «Анна Каренина» - тоже дети, рождённые от этого союза: Софья Андреевна помогала мужу советами, вычитывала его рукописи и брала на себя основную часть забот по воспитанию детей и ведению хозяйства, чтобы Лев Николаевич мог спокойно работать. Кажется, что всех такая жизнь устраивала, вернее, до каких-то пор так и было. Однако со временем Лев Толстой вступил в период продолжительного духовного кризиса, который принёс ему принципиально новую - истинно христианскую, как он её называл, - систему ценностей, в число которых семья, благосостояние и домашние заботы никак не входили. Намерения Толстого раздать имущество, жить собственным физическим трудом, быть аскетом и по возможности разрушить устоявшийся в обществе дурной порядок жизни казались Софье Андреевне безумием и безответственностью. Такое противоречие взглядов привело к тому, что последние десятилетия совместной жизни Софья Андреевна разрывалась между любовью к мужу и страшной ревностью к его новым друзьям по убеждениям, а Лев Николаевич - между своими идеалами и семейным долгом, который обязывал его относиться к браку, как к святыне. И хотя в итоге граф всё же не раздал имущества, не бросил детей и не оставил жену, он порывался осуществить это неоднократно, а перед смертью сделал последний рывок, в ночи пустившись в своё первое путешествие в качестве странника. Толстой умер не в Ясной Поляне, а в доме смотрителя железнодорожной станции Астапово в Липецкой области. Софью Андреевну, прибывшую вместе с огромной толпой паломников, так и не пустили к умирающему писателю. Сегодня мы публикуем письмо, в котором граф объясняет, зачем ему нужен уход из дома, на который он решится только через тринадцать лет после написания этого письма.

«Уж давно меня мучает несоответствие моей жизни с моими верованиями.

Заставить вас изменить вашу жизнь, ваши привычки, к которым я же приучил вас, я не мог, уйти от вас до сих пор я тоже не мог, думая, что я лишу детей, пока они были малы, хоть того малого влияния, которое я мог иметь на них, и огорчу вас, продолжать жить так, как я жил эти шестнадцать лет, то борясь и раздражая вас, то сам подпадая под те соблазны, к которым я привык и которыми я окружён, я тоже не могу больше, и я решил теперь сделать то, что я давно хотел сделать, - уйти, во-первых, потому что мне, с моими увеличивающимися годами, всё тяжелее и тяжелее становится эта жизнь и всё больше и больше хочется уединения, и, во-вторых, потому что дети выросли, влияние моё уж в доме не нужно, и у всех вас есть более живые для вас интересы, которые сделают вам мало заметным моё отсутствие.

Главное же то, что как индусы под шестьдесят лет уходят в леса,

как всякому старому религиозному человеку хочется последние года своей жизни посвятить богу, а не шуткам, каламбурам, сплетням, теннису,

так и мне, вступая в свой семидесятый год, всеми силами души хочется этого спокойствия, уединения, и хоть не полного согласия, но не кричащего разногласия своей жизни со своими верованиями, со своей совестью.

Если бы открыто сделал это, были бы просьбы, осуждения, споры, жалобы, и я бы ослабел, может быть, и не исполнил бы своего решения, а оно должно быть исполнено. И потому, пожалуйста, простите меня, если мой поступок сделает вам больно, и в душе своей, главное, ты, Соня, отпусти меня добровольно, и не ищи меня, и не сетуй на меня, не осуждай меня.

То, что я ушёл от тебя, не доказывает того, чтобы я был недоволен тобой. Я знаю, что ты не могла, буквально не могла и не можешь видеть и чувствовать, как я, и потому не могла и не можешь изменять свою жизнь и приносить жертвы ради того, чего не сознаёшь. И потому я не осуждаю тебя, а напротив, с любовью и благодарностью вспоминаю длинные тридцать пять лет нашей жизни, в особенности первую половину этого времени, когда ты, со свойственным твоей натуре материнским самоотвержением, так энергически и твёрдо несла то, к чему считала себя призванной. Ты дала мне и миру то, что могла дать, дала много материнской любви и самоотвержения, и нельзя не ценить тебя за это. Но в последнем периоде нашей жизни, последние пятнадцать лет мы разошлись. Я не могу думать, что я виноват, потому что знаю, что изменился я не для себя, не для людей, а потому что не могу иначе.

Не могу и тебя обвинять, что ты не пошла за мной, а благодарю и с любовью вспоминаю и буду вспоминать за то, что ты дала мне.

Прощай, дорогая Соня.

Любящий тебя

Лев Толстой.

дня до дня рождения Толстого

«Требовать от других как можно меньше и давать другим как можно больше», -

советует Лев Толстой.

Однажды Льву Толстому написал студент Высшей нормальной школы в Париже, спрашивая у него о назначении искусства, о самопожертвовании и труде: «Почему ручной труд является одним из существенных условий истинного счастья? Нужно ли добровольно лишать себя умственной деятельности, занятий науками и искусствами, которые кажутся вам несовместимыми с ручным трудом?».

«Я никогда не поверю искренности христианских, философских и гуманитарных убеждений человека, который заставляет служанку выносить его ночной горшок.

Самое простое и самое короткое нравственное правило состоит в том, чтобы как можно меньше заставлять других служить себе и как можно больше самому служить другим. Требовать от других как можно меньше и давать другим как можно больше».

Мнение, как всегда, резкое и так и просящее собрать против себя побольше контраргументов, - но зерно невероятно здравого смысла в нём не только есть, но и пустило прочные корни.

Вот вам кусок письма, объясняющий, как человек науки или искусства может выполнить своё предназначение, приумножив человеческое благо, и как справиться с великой растерянностью в мире, где совершенно не ясно, где добро, где зло.

«Толстой - великая русская душа, светоч, воссиявший на земле сто лет назад, - озарил юность моего поколения. В душных сумерках угасавшего столетия он стал для нас путеводной звездой; к нему устремлялись наши юные сердца; он был нашим прибежищем. Вместе со всеми - а таких много во Франции, для кого он был больше, чем любимым художником, для кого он был другом, лучшим, а то и единственным, настоящим другом среди всех мастеров европейского искусства, - я хочу воздать его священной памяти дань признательности и любви».

«Жизнь Толстого»

Ромен Роллан

Из письма Ромену Роллану

Произведения истинной науки и истинного искусства суть продукты приносимой человеком жертвы, а никак не тех или иных материальных выгод.

За исключением тех, которые защищают нелепый принцип науки для науки и искусства для искусства, сторонники цивилизации вынуждены утверждать, что наука и искусство представляют собой большое благо для человечества.

В чём заключается это благо? Каковы суть те признаки, по которым можно было бы отличить благо, добро от зла? Сторонники науки и искусства тщательно избегают ответа на эти вопросы. Они даже утверждают, что определение добра и красоты невозможно. «Добро вообще, - говорят они, - добро, красота, не может быть определено». Но они лгут. Во все времена человечество в своём поступательном движении только то и делало, что определяло добро и красоту. Добро определено много веков тому назад. Но это определение не нравится этим людям. Оно вскрывает ничтожество или даже вредные, противные добру и красоте, последствия того, что они называют своими науками и своими искусствами. Добро и красота определены много веков тому назад. Брамины, мудрые буддисты, китайские, еврейские, египетские мудрецы, греческие стоики определили их, а Евангелие дало им самое точное определение.

Всё, что соединяет людей, есть добро и красота; всё, что разъединяет их, есть зло и безобразие.

Всем известна эта формула. Она начертана в нашем сердце. Добро и красота для человечества есть то, что соединяет людей. Итак, если бы сторонники наук и искусств действительно имели в виду благо человечества, они знали бы, в чём состоит благо человека, и, зная это, они занимались бы только теми науками и теми искусствами, которые ведут к этой цели. Не было бы юридических наук, военной науки, политической экономии и финансовой науки, так как все эти науки не имеют другой цели, кроме благосостояния одних народов в ущерб другим. Если бы благо было действительно критерием наук и искусств, никогда изыскания точных наук, совершенно ничтожные по отношению к истинному благу человечества, не приобрели бы того значения, которое они имеют; и особенно не приобрели бы такого значения произведения наших искусств, едва лишь годные на то, чтобы рассеять скуку праздных людей.

Человеческая мудрость не заключается в познании вещей. Есть бесчисленное множество вещей, которых мы не можем знать. Не в том мудрость, чтобы знать как можно больше.

Мудрость человеческая в познании того порядка, в котором полезно знать вещи; она состоит в умении распределять свои знания соответственно степени их важности.

Между тем, из всех наук, которые человек может и должен знать, главнейшая есть наука о том, как жить, делая как можно меньше зла и как можно больше добра; и из всех искусств главнейшее есть искусство уметь избегать зла и творить добро с наименьшей, по возможности, затратой усилий. И вот оказывается, что между всеми искусствами и науками, имеющими притязание служить благу человечества, важнейшая из наук и важнейшее из искусств не только не существуют, но и исключены из списка наук и искусств.

То, что в нашем мире называют науками и искусствами, есть не что иное, как огромный «humbug», великое суеверие, в которое мы обыкновенно впадаем, как скоро мы освобождаемся от старого церковного суеверия. Чтобы ясно увидать путь, которому мы должны следовать, надо начать с начала - надо снять тот капюшон, в котором мне тепло, но который закрывает мои глаза.

Искушение велико.

Мы родимся и затем, при помощи труда или скорее при помощи некоторой умственной ловкости, мы постепенно поднимаемся по ступенькам лестницы и оказываемся среди привилегированных, среди жрецов цивилизации и культуры, и надо иметь - как это надо и брамину и католическому священнику - большую искренность и большую любовь к истине и к добру, чтобы усомниться в тех принципах, которым мы обязаны нашим выгодным положением. Но для серьёзного человека, который, подобно вам, ставит себе вопрос жизни, - нет выбора. Чтобы приобрести ясный взгляд на вещи, он должен освободиться от того суеверия, в котором он живёт, хотя это суеверие ему и выгодно. Это - условие sine qua non.

Бесполезно рассуждать с человеком, который упорно держится за известное верование, хотя бы только на одном каком-нибудь пункте. Если его мысль не вполне свободна от всего предвзятого, сколько бы он ни рассуждал, он ни на шаг не приблизится к истине.

Его предвзятое верование остановит и исказит все его рассуждения. Есть вера религиозная, есть и вера в нашу цивилизацию. Они совершенно сходны. Католик говорит: «Я могу рассуждать, но только в пределах того, чему меня учит наше писание и наше предание, обладающие полной, неизменной истиной». Верующий в цивилизацию говорит: «Моё рассуждение останавливается перед данными цивилизации, науки и искусства. Наша наука представляет собой совокупность истинного человеческого знания. Если она ещё не обладает всей истиной, то она будет обладать ею. Наше искусство с его классическими преданиями есть единственное истинное искусство». Католики говорят: «Существует вне человека одна вещь в себе, как говорят немцы: это церковь». Люди нашего мира говорят: «Существует вне человека одна вещь в себе: цивилизация». Нам легко видеть ошибки рассуждения религиозных суеверий, потому что мы не разделяем этих суеверий. Но верующий в какую-нибудь положительную религию, даже католик, вполне убеждён в том, что есть только одна истинная религия - именно та, которую он исповедует; и ему даже кажется, что истинность его религии может быть доказана рассуждением. Точно так же и для нас, верующих в цивилизацию: мы вполне убеждены в том, что существует только одна истинная цивилизация, - именно наша, и нам почти невозможно усмотреть недостаток логики во всех наших рассуждениях, которые стремятся доказать, что, из всех времён и из всех народов, только наше время и те несколько миллионов человек, которые живут на полуострове, называемом Европой, находятся в обладании истинной цивилизацией, состоящей из истинных наук и истинных искусств.

Чтобы познать истину жизни, которая столь проста, нет надобности в чём-нибудь положительном, в какой-нибудь философии, в какой-нибудь глубокой науке; нужно только одно отрицательное свойство: не иметь суеверий.

Надо привести себя в состояние ребёнка или Декарта и сказать себе: я ничего не знаю, ничему не верю и хочу только одного: познать истину жизни, которую мне нужно прожить.

И ответ уже дан века тому назад, и этот ответ прост и ясен.

Моё внутреннее чувство говорит мне, что мне нужно благо, счастье, для меня, для меня одного. Разум говорит мне: все люди, все существа желают того же самого. Все существа, ищущие, подобно мне, личного счастья, раздавят меня: ясно, что я не могу обладать тем счастьем, которого я желаю; а между тем в стремлении к счастью заключается вся моя жизнь. Не имея возможности обладать счастьем, не стремиться к нему, это значит не жить.

Стало быть, я не могу жить?

Рассуждение говорит мне, что при таком устройстве мира, при котором все существа стремятся только к своему собственному благу, я - существо, желающее того же самого, - не могу достигнуть блага; я не могу жить. И однако несмотря на это столь ясное рассуждение, мы живём, и мы стремимся к счастью, к благу. Мы говорим себе: я только в таком случае мог бы достигнуть блага, быть счастливым, если бы все другие существа любили меня более, чем они любят самих себя.

Это вещь невозможная; но, несмотря на это, мы все живём; и вся наша деятельность, наше стремление к богатству, к славе, к власти, есть не что иное, как попытка заставить других полюбить нас больше, чем они любят самих себя. Богатство, слава, власть дают нам подобие такого порядка вещей; и мы почти довольны, мы по временам забываем, что это только подобие, а не действительность. Все существа любят самих себя больше, чем они любят нас, и счастье невозможно. Есть люди (и число их увеличивается со дня на день), которые, не будучи в состоянии разрешить это затруднение, застреливаются, говоря, что жизнь есть только один обман.

И однако решение задачи более чем просто и навязывается само собой. Я только тогда могу быть счастлив, если в этом мире будет существовать такое устройство, что все существа будут любить других больше, чем самих себя. Весь мир был бы счастлив, если бы все существа не любили бы самих себя, а любили бы других.

Я существо человеческое, и разум открывает мне закон счастья всех существ. Я должен следовать закону моего разума - я должен любить других более, чем я люблю самого себя.

Стоит только человеку сделать это рассуждение, и сейчас жизнь представится ему в ином виде, чем раньше. Все существа истребляют друг друга; но все существа любят друг друга и помогают друг другу. Жизнь поддерживается не истреблением, но взаимным сочувствием существ, которое сказывается в моём сердце чувством любви. Как только я начал понимать ход вещей в этом мире, я увидал, что одно только начало взаимного сочувствия обусловливает собой прогресс человечества. Вся история есть не что иное, как всё большее и большее уяснение и приложение этого единственного принципа солидарности всех существ. Рассуждение, таким образом, подтверждается опытом истории и личным опытом.

Но и помимо рассуждения человек находит в своём внутреннем чувстве самое убедительное доказательство истинности этого рассуждения.

Наибольшее доступное человеку счастие, самое свободное, самое счастливое его состояние есть состояние самоотречения и любви.

Разум открывает человеку единственно возможный путь счастья, и чувство устремляет его на этот путь.

Если мысли, которые я пытался вам передать, покажутся вам неясными, не судите их слишком строго.

Я надеюсь, что вы когда-нибудь прочтёте их в более ясном и более точном изложении.

Я хотел только дать вам понятие о моём взгляде на вещи».

дней до дня рождения Толстого

«Смерть учит людей умению кончать свои дела»,

Говорит Лев Толстой.

Вопрос смерти волнует каждого, кто потерял близкого или даже хотя бы раз сталкивался со смертью домашнего животного. Если в юности смерть представляется какой-то даже пикантной подробностью жизни, чем-то не про молодость и не про тебя, то чем старше становится человек, тем сильнее его волнует его собственная смерть как нечто вполне реальное. Телевизионщики отлично знают, что в потоке новостей и образов, льющихся с экранов телевизоров, единственная по-настоящему задевающая людей новость - та, что напоминает им об их собственной смерти. Теракты, пьяные за рулём, война, взрыв газового баллона у соседей. Лев Николаевич предлагает думать о смерти в фоновом режиме, никогда о ней не забывать - и тогда ни телевизионщики, ни бурные наши страсти, ни ложные наши убеждения не смогут помешать жить правильно. Мы учимся у него вслед за его эстрадным поклонником Петром Мамоновым, любимая сентенция которого звучит так: «Что будем делать в четверг, если умрём в среду?».

«Помни, что ты не живёшь в мире, а проходишь через него».

«Смерть и рождение - два предела. За этими пределами одинаковое что-то».

«Смертью мы называем и самое уничтожение жизни, и минуты или часы умирания. Первое - вне нашей власти, второе же, умирание, есть последнее и огромной важности дело жизни».

«Жизнь есть неперестающее приближение к смерти, и потому жизнь может быть благом только тогда, когда смерть не представляется злом».

«Смерть вернее, чем завтрашний день, чем ночь после дня, зима после лета. Отчего же мы готовимся к завтрашнему дню, и к ночи, к зиме, а не готовимся к смерти? Надо готовиться к ней. А приготовление к смерти одно - добрая жизнь. Чем лучше жизнь, тем менее страшна смерть и тем легче смерть. Для святого нет смерти».

«Думай чаще о смерти и живи так, как будто ты знаешь, что должен скоро умереть. Как бы ты ни сомневался в том, как поступить, представь себе, что ты умрёшь к вечеру, и сомнение тотчас же разрешается, тотчас же ясно, чтó дело долга и чтó личные желания».

«Смерть есть разрушение того тела, посредством которого я воспринимал мир, каким он представляется в этой жизни; это разрушение того стекла, через которое я смотрел. О том, будет ли оно заменено другим, или то, что смотрело через окно, сольётся со Всем, - мы не можем знать».

«Когда подумаешь о том, что будет с душою после смерти, нельзя не подумать о том, что было с душою до рождения. Если ты идёшь куда-нибудь, то, наверное, откуда-нибудь ты вышел. Так и в жизни. Если ты пришёл в эту жизнь, то откуда-нибудь. Если будешь жить после, то жил и прежде».

«Памятование о смерти учит человека выбирать из предстоящих дел такие, которые всегда закончены. А эти дела - самые нужные».

«Ничто так не утверждает в неуничтожаемости, безвременности своей жизни, ничто так не способствует спокойному принятию смерти, как мысль о том, что, умирая, мы вступаем не в новое состояние, а только возвращаемся в то, в котором были до рождения. Нельзя даже сказать: были, а в то состояние, которое нам так же свойственно, как и то, в котором мы находимся здесь и теперь».

«Если человек и знает, что, когда гремит гром, молния уже ударила и потому гром не может убить, он всегда всё-таки пугается громового удара. То же и со смертью. Если мы и знаем, что телесная смерть разрушает только тело, но не жизнь духа, мы всё-таки не можем не бояться её. Но человек просвещённый, поборов в себе этот страх, памятует о том, что жизнь его не в теле, а в духе; непросвещённому же человеку кажется, что со смертью погибает всё, и он так боится её и прячется от неё, как глупый человек прячется от громового удара, тогда как удар этот никак уже не может убить его».

«Вспоминать о смерти - значит жить без мысли о ней. О смерти нужно не вспоминать, а спокойно, радостно жить с сознанием её постоянного приближения».

дней до дня рождения Толстого

«Тот, кто ничего не делает, делает дурное»,

Говорит Лев Толстой.

Злопыхатели Льва Николаевича любят рассказывать о том, как его крестьяне (в кулачок и без него) смеялись над великовозрастным графом, который всё норовил взяться за плуг или поковыряться в земле мотыгой или покосить сено. Может быть, крестьяне и смеялись, не понимая, чего это барин не барское дело делает - но старичок был упрямый. Раз он считал, что надо трудиться, значит, обязан был трудиться. В расцвете сил Толстой, по его собственному уверению, мог работать над своими текстами по десять часов без передышки и в итоге оставил после себя девяносто томов собрания сочинений. Давайте хорошенько вдумаемся, что такого граф видел в труде, и по возможности проникнемся трудолюбием.

Ничто так, как труд, не облагораживает человека. Без труда не может человек соблюсти своё человеческое достоинство. От этого-то праздные люди так заботятся о внешнем величии: они знают, что без этой обстановки люди презирали бы их.

Грех не работать потому, что ты можешь жить не работая.

Работай постоянно, не почитай работу для себя бедствием; и не желай себе за это похвалы.

Труд, упражнение своих сил есть необходимое условие жизни. Человек может заставить других делать то, что ему нужно, но не может освободить себя от телесной потребности работы. Если он не будет работать нужное и разумное, он будет работать ненужное и глупое.

Европеец восхваляет перед китайцем преимущество машинного производства: «Оно освобождает человека от труда». Но труд есть благо. Освобождение от труда было бы великим бедствием, отвечает китаец.

Без упражнения своих мускулов не может жить животное, не может жить и человек. Для того же, чтобы упражнение это удовлетворяло, радовало, надо упражнять его на полезное, и лучше всего на служение другим. Это лучшее его употребление.

Избежать исполнения закона труда можно только грехом: или совершением насилия, участием в нём, или лестью и угодничеством перед насилием.

Несомненное условие счастья есть труд: во-первых, любимый и свободный труд; во-вторых, труд телесный, дающий аппетит и крепкий, успокаивающий сон.

Ручной труд есть долг и счастье для всех; деятельность ума и воображения есть деятельность исключительная; она становится долгом и счастьем только для тех, которые к ней призваны. Призвание можно распознать и доказать только жертвой, которую приносит учёный или художник своему покою и благосостоянию, чтобы отдаться своему призванию.

Труд есть потребность, лишение которой составляет страдание, но никак не добродетель. Возведение труда в достоинство есть такое же уродство, каким бы было возведение питания человека в достоинство и добродетель.

27 АПРЕЛЯ.ОСУЖДЕНИЕ.

Недобрые чувства вызывают осуждение людей, но очень часто осуждение людей вызывает в нас недобрые к ним чувства, и тем более недобрые, чем больше мы осуждаем их.

Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или, как скажешь брату твоему: дай я выну сучок из глаза твоего, а вот в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего.

Мф. гл. 7, ст. 1-5

Одно из самых обычных и распространенных суеверий то, что каждый человек имеет свои определенные свойства, что бывает человек добрый, злой, умный, глупый, горячий, холодный и т. д. Люди не бывают такими. Мы можем сказать про человека, что он чаще бывает добр, чем зол, чаще умен, чем глуп, чаще горяч, чем холоден, и наоборот, но будет неправда, если мы скажем про одного человека, что он всегда добрый или умный, а про другого, что он всегда злой или глупый. А мы всегда так делим людей. И это неверно.

Вы видите слабость ближнего, но не знаете, что, может быть, один из его поступков приятнее Богу, чем вся ваша жизнь. Если даже ваш ближний имел несчастие пасть, то вы не видали слез, пролитых им прежде, ни последующего затем раскаяния, и между тем как Бог, свидетель его скорби и сокрушения, уже оправдал его, вы продолжаете осуждать его.

Из "Благочестивых мыслей"

Если между двумя людьми есть вражда, то виноваты оба. Какую бы величину ни помножить на нуль, будет нуль. Если же произведена вражда, то вражда была и в каждом из враждующих.

Если произошла ссора между людьми, то виноваты в ней, хотя бы в самых различных степенях, непременно оба ссорящиеся. Ведь при полной безупречности поведения одной из сторон так же невозможно возгореться ссоре, как невозможно зажечься спичке об абсолютно гладкую поверхность, например о зеркало.

Пойми хорошенько и постоянно помни, что человек всегда поступает так, как ему кажется лучше для себя. Если это на самом деле лучше для него, то он прав: если же он ошибается, то ему же хуже, потому что за всяким заблуждением непременно следует и страдание. Если ты будешь постоянно помнить это, то ты ни на кого не станешь ни сердиться, ни возмущаться, никого не будешь ни попрекать, ни бранить и ни с кем не будешь враждовать.

Эпиктет

Живя с близким человеком, хорошо уговориться о том, чтобы останавливать друг друга, как скоро тот или другой начнет осуждать ближнего.