А тебе случалось когда-нибудь напиться, когда ты был вдвоём с женщиной?
- Частенько случалось, - ответил он, не пошевельнувшись.
- Ну и что же?
Он покосился на меня:
- Ты имеешь в виду, если натворил чего-нибудь при этом? Никогда не просить прощения, детка! Не разговаривать. Посылать цветы. Без письма. Только цветы. Они всё прикрывают. Даже могилы.

«Вам хорошо, вы одиноки», - сказал мне Хассе. Что ж, и впрямь всё отлично, - кто одинок, тот не будет покинут. Но иногда по вечерам это искусственное строение обрушивалось и жизнь становилась рыдающей стремительной мелодией, вихрем дикой тоски, желаний, скорби и надежд. Вырваться бы из этого бессмысленного отупения, бессмысленного вращения этой вечной шарманки, - вырваться безразлично куда. Ох, эта жалкая мечта о том, чтоб хоть чуточку теплоты, - если бы она могла воплотиться в двух руках и склонившемся лице! Или это тоже самообман, отречение и бегство? Бывает ли что-нибудь иное, кроме одиночества?

Что знаете вы, ребята, о бытии! Ведь вы боитесь собственных чувств. Вы не пишете писем - вы звоните по телефону; вы больше не мечтаете - вы выезжаете за город с субботы на воскресенье; вы разумны в любви и неразумны в политике - жалкое племя!

Пока человек не сдаётся, он сильнее своей судьбы.

Я знал женщин, но встречи с ними всегда были мимолётными, - какие-то приключения, иногда яркие часы, одинокий вечер, бегство от самого себя, от отчаяния, от пустоты. Да я и не искал ничего другого; ведь я знал, что нельзя полагаться ни на что, только на самого себя и в лучшем случае на товарища. И вдруг я увидел, что значу что-то для другого человека и что он счастлив только оттого, что я рядом с ним. Такие слова сами по себе звучат очень просто, но когда вдумаешься в них, начинаешь понимать, как всё это бесконечно важно. Это может поднять бурю в душе человека и совершенно преобразить его. Это любовь и всё-таки нечто другое. Что-то такое, ради чего стоит жить. Мужчина не может жить для любви. Но жить для другого человека может.

Мы хотели было воевать против всего, что определило наше прошлое, - против лжи и себялюбия, корысти и бессердечия; мы ожесточились и не доверяли никому, кроме ближайшего товарища, не верили ни во что, кроме таких никогда нас не обманывавших сил, как небо, табак, деревья, хлеб и земля; но что же из этого получилось? Всё рушилось, фальсифицировалось и забывалось. А тому, кто не умел забывать, оставались только бессилие, отчаяние, безразличие и водка. Прошло время великих человеческих мужественных мечтаний. Торжествовали дельцы. Продажность. Нищета.

Я смотрел на неё. Она стояла передо мной, красивая, молодая, полная ожидания, мотылёк, по счастливой случайности залетевший ко мне в мою старую, убогую комнату, в мою пустую, бессмысленную жизнь... ко мне и всё-таки не ко мне: достаточно слабого дуновения - и он расправит крылышки и улетит...

Только несчастный знает, что такое счастье. Счастливец ощущает радость жизни не более, чем манекен: он только демонстрирует эту радость, но она ему не дана. Свет не светит, когда светло. Он светит во тьме.

Так кто же ты?
- Не половинка и не целое. Так... Фрагмент...

Как странно было всё: эта комната, тишина и наша печаль. А там, за дверью, простиралась жизнь непрекращающаяся, с лесами и реками, с сильным дыханием, цветущая и беспокойная. И по ту сторону белых гор уже стучался март, тревожа пробуждающуюся землю.

Никогда я не забуду это лицо, никогда не забуду, как оно склонилось ко мне, красивое и выразительное, как оно просияло лаской и нежностью, как оно расцвело в этой сверкающей тишине, - никогда не забуду, как её губы потянулись ко мне, глаза приблизились к моим, как близко они разглядывали меня, вопрошающе и серьёзно, и как потом эти большие мерцающие глаза медленно закрылись, словно сдавшись...
А туман всё клубился вокруг. Из его рваных клочьев торчали бледные могильные кресты. Я снял пальто, и мы укрылись им. Город потонул. Время умерло...

Покорность, - подумал я. - Что она изменяет? Бороться, бороться - вот единственное, что оставалось в этой свалке, в которой в конечном счёте так или иначе будешь побеждён. Бороться за то немногое, что тебе дорого. А покориться можно и в семьдесят лет.

Как это странно: люди находят подлинно свежие и образные выражения только когда ругаются. Вечными и неизменными остаются слова любви, но как пестра и разнообразна шкала ругательств!

Если не смеяться над двадцатым веком, то надо застрелиться. Но долго смеяться над ним нельзя. Скорее взвоешь от горя.

Меланхоликом становишься, когда размышляешь о жизни, а циником - когда видишь, что делает из неё большинство людей.

Родиться глупым не стыдно; стыдно только умирать глупцом.

Скромность и добросовестность вознаграждаются только в романах. В жизни их используют, а потом отшвыривают в сторону.

Только глупец побеждает в жизни, умник видит слишком много препятствий и теряет уверенность, не успев ещё ничего начать.

В коллекцию вошли цитаты из романа «Три товарища», автор немецкий писатель Эрих Мария Ремарк:

• Я стоял рядом с ней, слушал её, смеялся и думал, до чего же страшно любить женщину и быть бедным.
• В наш деловой век нужно уметь быть романтиком, в этом весь фокус. Контрасты привлекают.
• Чем меньше человек заботится о своем душевном состоянии, тем большего он стоит.
• Ведь любовь — это же сплошной обман. Чудесный обман со стороны матушки-природы.
• Человек всегда велик в намерениях. Но не в их выполнении. В этом и состоит его очарование.

• Всякая любовь хочет быть вечной. В этом и состоит её вечная мука.
• Хорошо, что у людей еще остается много важных мелочей, которые приковывают их к жизни, защищают от неё. А вот одиночество — настоящее одиночество, без всяких иллюзий - наступает перед безумием или самоубийством.
• Держи меня крепко, мне нужно, чтобы кто-то держал меня крепко, иначе я упаду. Я боюсь.
• Фердинанд выудил из своего бокала мотылька и осторожно положил его на стол.
• До чего же теперешние молодые люди все странные. Прошлое вы ненавидите, настоящее презираете, а будущее вам безразлично. Вряд ли это приведёт к хорошему концу.
• Ты только никого не подпускай к себе близко, — говорил Кестер. — а подпустишь — захочешь удержать. А удержать ничего нельзя.
• Жалость самый бесполезный предмет на свете. Она - обратная сторона злорадства.
• Такт — это неписанное соглашение не замечать чужих ошибок и не заниматься их исправлением.
• Женщина не должна говорить мужчине, что любит его. Об этом пусть говорят ее сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее всяких слов.
• Счастье — самая неопределённая и дорогостоящая вещь на свете.
• И когда мне становится очень тоскливо и я уже ничего больше не понимаю, тогда я говорю себе, что уж лучше умереть, когда хочется жить, чем дожить до того, что захочется умереть.
• С женщиной невозможно ссориться. В худшем случае можно злиться на нее.
• Какой смысл вечно ссориться, жизнь коротка. Она полна всяких случайностей и превратностей. В наши дни надо держаться друг за дружку.
• Ром, видите ли, и вкус — вещи, почти не связанные между собой. Это уже не просто напиток, а, так сказать, друг. Друг, с которым всё становится легче.
• 
  Когда нет ссор, значит, всё скоро кончится.
• Работа — мрачная одержимость. Мы предаемся труду с вечной иллюзией, будто со временем все станет иным. Никогда ничто не изменится. И что только люди делают из своей жизни, — просто смешно!
• Любовь зарождается в человеке, но никогда не кончается в нём.
• Прошло время великих человеческих мужественных мечтаний. Торжествовали дельцы. Продажность. Нищета.
• Меланхоликом становишься, когда размышляешь о жизни, а циником - когда видишь, что делает из неё большинство людей.
• Потом наступило утро, и её уже не было.
• Может быть, думал я, может быть, — вечно эти два слова, без которых уже никак нельзя было обойтись! Уверенности - вот чего мне недоставало. Именно уверенности, — её недоставало всем.
• Пока человек не сдаётся, он сильнее своей судьбы.
• Мы назвали машину «Карл». «Карл» — призрак шоссе.
• Она улыбнулась, и мне показалось, что весь мир стал светлее.
• Но ведь надо уметь и проигрывать. Иначе как же жить?
• Обычно он токовал, как тетерев, а теперь стоял словно монах ордена кармелитов, и не двигался с места. Он стоял как отпущенный из обители монах и не мог пошевельнуться.
• Но насчёт лени ещё далеко не все ясно. Она - начало всякого счастья и конец всяческой философии.
• Одиночество легче, когда не любишь.
• Ничего нельзя знать наперед. Смертельно больной человек может пережить здорового. Жизнь очень странная штука.
• Поверхностны только те, кто считают себя глубокомысленными.

• Мораль — это выдумка человечества, но не вывод из жизненного опыта.
• Портные вносят в жизнь красоту. Это во сто крат ценнее всех мыслей, даже если они глубоки, как пропасти.
• Мне было немного грустно. Мне было всё безразлично, лишь бы быть живым.
• Принципы нужно нарушать, а то какое же от них удовольствие.
• Любовь чудесна. Но кому-то из двух всегда становится скучно. А другой остается ни с чем. Застынет и чего-то ждет… Ждет, как безумный…
• Пусть наши дети заимеют богатых родителей.
• Кто одинок, тот не будет покинут.
• Родиться глупым не стыдно; стыдно только умирать глупцом.
• Когда есть цель, жизнь становится мещанской, ограниченной.
• Романтики — всего лишь свита. Они могут следовать, но не сопровождать.
• Как странно все-таки получается: когда пьёшь, очень быстро сосредотачиваешься, но зато от вечера до утра возникают такие интервалы, которые длятся, словно годы. На следующий день всё выглядит совсем по-другому, не так, как представлялось накануне вечером.
• Скромность и добросовестность вознаграждаются только в романах. В жизни их используют, а потом отшвыривают в сторону.
• Жилось мне неплохо, я имел работу, был силен, вынослив и, как говорится, находился в добром здравии; но все же лучше было не раздумывать слишком много. Особенно наедине с собой. И по вечерам. Не то внезапно возникало прошлое и таращило мертвые глаза. Но для таких случаев существовала водка.
• Сядь поближе, а то туман унесёт тебя…

Мир не сумасшедший. Только люди.

Человек всегда велик в намерениях. Но не в их выполнении. В этом и состоит его очарование.

Как узнают настоящего джентельмена, знаешь? Он ведёт себя прилично, когда налижется.

Я понимал, что мои слова - неправда, что они перешли в фантазию и ложь, но это меня не тревожило, ибо правда была бесцветной, она никого не утешала, а истинной жизнью были только чувства и отблески мечты.

Нет ничего более позорного для мужчины, чем шутовство.

Театры, концерты, книги - я почти утратил вкус ко всем этим буржуазным привычкам. Они не были в духе времен. Политика была сама по себе в достаточной мере театром, ежевечерняя стрельба заменяла концерты, а огромная книга людской нужды убеждала больше целых библиотек.

Ненавидящими глазами я смотрел в небо, в это серое бесконечное небо сумасшедшего Бога, который придумал жизнь и смерть, чтобы развлекаться.

В наши дни быть богатым - это прямо-таки профессия. И совсем не простая.

Ты любишь меня? - спросил я. Она отрицательно покачала головой. - А ты меня? - Нет. Вот счастье, правда? - Большое счастье. - Тогда с нами ничего не может случиться, не так ли? - Решительно ничего, - ответила она.

Любовь зарождается в человеке, но никогда не кончается в нём. И даже если есть всё: и человек, и любовь, и счастье, и жизнь, - то по какому-то страшному закону этого всегда мало, и чем большим всё это кажется, тем меньше оно на самом деле.

Все мы такие. Все мы живём в долг и питаемся иллюзиями.

Ты хочешь знать, как быть, если ты сделал что-то не так? Никогда не просить прощения, детка! Не разговаривать. Посылать цветы. Без письма. Только цветы. Они прикрывают всё. Даже могилы.

Кино - это всегда выход из положения. Там каждый о чём-то может помечтать.

У неё была голубая кровь, плоскостопие, вши, а также дар провидения.

Романтики вроде тебя - всего лишь патетические попрыгунчики, скачущие по краю жизни. Они понимают её всегда ложно, и всё для них сенсация. Да что ты можешь знать про Ничто, легковесное ты существо! - Знаю достаточно, чтобы желать и впредь быть легковесным, - заявил Ленц. - Порядочные люди уважают это самое Ничто, Фердинанд. Они не роются в нём, как кроты.

Ты и без того знаешь слишком много, чтобы быть по-настоящему счастливым.

Устоями человеческого общества являются корыстолюбие, страх и продажность. Человек зол, но он любит добро… когда его творят другие.

Нет у меня никакого горя, - сказал я. - Голова болит. - Это болезнь нашего века, Робби, - сказал Фердинанд. - Лучше всего было бы родиться без головы.

Хороший конец бывает только тогда, когда до него всё было плохо. Уж куда лучше плохой конец.

Страницы: 4

Любовь, - невозмутимо заметил Готтфрид, - чудесная вещь. Но она портит характер.

Чем меньше знаешь, тем проще жить. Знание делает человека свободным, но несчастным. Выпьем лучше за наивность, за глупость и за все, что с нею связано, - за любовь, за веру в будущее, за мечты о счастье; выпьем за дивную глупость, за утраченный рай!

Всякого добра на свете хоть завались, а у большинства людей ни черта нет. Вот уже несколько тысяч лет, как все дело именно в этом.

Вы здесь?
- Трудно было бы отрицать.

Я просто ошалела. - Ну это уж преувеличение. Вы только пьяны… пьяны в дым.

Я любил смотреть, как Пат одевается. Никогда еще я не чувствовал с такой силой вечную, непостижимую тайну женщины, как в минуты, когда она тихо двигалась перед зеркалом, задумчиво гляделась в него, полностью растворялась в себе, уходя в подсознательное, необъяснимое самоощущение своего пола. Я не представлял себе, чтобы женщина могла одеваться болтая и смеясь; а если она это делала, значит, ей недоставало таинственности и неизъяснимого очарования вечно ускользающей прелести.

Если человек чего-то стоит, значит, он уже как бы памятник самому себе.

Чем больше люди знают друг о друге, тем больше у них получается недоразумений. И чем ближе они сходятся, тем более чужими становятся.

Какой смысл вечно ссориться, жизнь коротка. Она полна всяких случайностей и превратностей. В наши дни надо держаться друг за дружку.

Принципы нужно нарушать, а то какое же от них удовольствие!

Порядочный человек всегда становится меланхоличным, когда наступает вечер. Других особых причин не требуется. Просто так… вообще.

Трудно найти слова, когда действительно есть, что сказать.

Для любви необходима известная наивность. У тебя она есть. Сохрани же ее. Это дар божий. Однажды утратив ее, уже не вернешь никогда.

Только глупец побеждает в жизни, умник видит слишком много препятствий и теряет уверенность, не успев еще ничего начать. В трудные времена наивность - это самое драгоценное сокровище, это волшебный плащ, скрывающий те опасности, на которые умник прямо наскакивает, как загипнотизированный.

А теперь вот что: вы, случайно не знаете, кто изобрел телефон? Он удивился моему вопросу и отрицательно покачал головой. - И я не знаю, - сказал я, - но, вероятно, это был замечательный парень…

Что вы знаете, ребята, о бытии! Ведь вы боитесь собственных чувств. Вы не пишете писем - вы звоните по телефону; вы больше не мечтаете - вы выезжаете за город с субботы на воскресенье; вы разумны в любви и неразумны в политике - жалкое племя!

Упорство и прилежание лучше, чем беспутство и гений…

Но время чудес прошло, а если они и случались, то разве что в худшую сторону.

Я обвел взглядом комнату. С неподвижных лиц на стенах смотрели глаза, давно истлевшие в могиле. эти портреты остались не востребованными или не оплаченными родственниками. И все это были люди, которые когда-то дышали и на что-то надеялись.

Проклятие, я не хотел думать обо всем этом. Будь что будет, пусть я сойду с ума от горя, когда потеряю ее. Но, пока она была со мной, все остальное казалось безразличным. Стоило ли пытаться упрочить свою маленькую жизнь! Все равно неизбежно настанет день, когда великий потоп смоет все.

Страницы: 2

Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил.

Никогда не следует мельчить то, что начал делать с размахом.

Смерть одного человека – это смерть, а смерть двух миллионов – это только статистика.

Невидящими глазами я смотрел в небо, в это серое бесконечное небо сумасшедшего Бога, который придумал жизнь и смерть, чтобы развлекаться.

Родиться глупым не стыдно, стыдно только умирать глупцом.

Не терять независимости. Все начиналось с потери независимости уже в мелочах. Не обращаешь на них внимания - и вдруг запутываешься в сетях привычки. У нее много названий. Любовь - одно из них. Ни к чему не следует привыкать. Даже к телу женщины.

Дай женщине пожить несколько дней такой жизнью, какую обычно ты ей предложить не можешь, и наверняка потеряешь ее. Она попытается обрести эту жизнь вновь, но уже с кем-нибудь другим, способным обеспечивать ее всегда.

Забвение - вот тайна вечной молодости. Мы стареем только из-за памяти. Мы слишком мало забываем.

Чье-то дыхание. Частичка чужой жизни. Но все-таки жизни, тепла. Не окостеневшее тело. Что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого?

Юность вовсе не хочет быть понятой, она хочет одного: оставаться сама собой.

Женщина от любви умнеет, а мужчина теряет голову.

Возможно ли удержать ее? Разве смог бы он ее удержать, если бы вел себя иначе? Можно ли вообще что-нибудь удержать, кроме иллюзии? Но разве недостаточно одной иллюзии? Да и можно ли достигнуть большего? Что мы знаем о черном водовороте жизни, бурлящем под поверхностью наших чувств, которые превращают его гулкое клокотание в различные вещи. Стол, лампа, родина, ты, любовь. Тому, кого окружает этот жуткий полумрак, остаются лишь смутные догадки. Но разве их недостаточно? Нет, недостаточно. А если и достаточно, то лишь тогда, когда веришь в это. Но если кристалл раскололся под тяжким молотом сомнения, его можно в лучшем случае склеить, не больше. Склеивать, лгать и смотреть, как он едва преломляет свет, вместо того чтобы сверкать ослепительным блеском! Ничто не возвращается. Ничто не восстанавливается. Даже если Жоан вернется, прежнего уже не будет. Склеенный кристалл. Упущенный час. Никто не сможет его вернуть.

Никогда не проси прощения. Ничего не говори. Посылай цветы. Без писем. Только цветы. Они покрывают всё, даже могилы.

Когда умираешь, становишься каким-то необычайно значительным, а пока жив, никому до тебя дела нет.

Свобода - это не безответственность и не жизнь без цели.

Нельзя быть слишком молодой. Только старой можно быть слишком.

Истинный идеалист всегда хочет денег. Ведь деньги - это отчеканенная свобода. А свобода - это жизнь. Мужчина становится алчным, только повинуясь желаниям женщины. Если бы не было женщин, то не было бы и денег, а мужчины составили бы героическое племя. В окопах не было женщин, и не играло никакой роли, кто чем владеет, - важно было лишь, каков он как мужчина. Это не свидетельствует в пользу окопов, но проливает на любовь истинный свет. Она пробуждает в мужчине дурные инстинкты - стремление к обладанию, к значительности, к заработкам, к покою. Недаром диктаторы любят, чтобы их поручники были женаты, - так они менее опасны. И недаром католические священники не знают женщин - иначе они никогда бы не были такими отважными миссионерами.

Странное дело - нам всегда кажется, что если мы помогли человеку, то можно отойти в сторону; но ведь именно потом ему становится совсем невмоготу.

В жизни побеждает только глупец. А умному везде чудятся одни лишь препятствия, и, не успев что-то начать, он уже потерял уверенность в себе.

Нигде ничто не ждет человека. Всегда надо самому приносить все с собой.

Какими жалкими становятся истины, когда высказываешь их вслух.

Только если окончательно расстанешься с человеком, начинаешь по–настоящему интересоваться тем, что его касается.

Хорошая память - основа дружбы и гибель любви.

Свободен лишь тот, кто утратил всё, ради чего стоит жить.

Если хочешь что-либо сделать, никогда не спрашивай о последствиях. Иначе так ничего и не сделаешь.

От оскорбления можно защититься, от сострадания - нельзя.

Разрыв не всегда означает конец, а часто бывает ступенькой для восхождения.

Если хочется жить, это значит, что есть что-то, что любишь. Так труднее, но так и легче.

Изабелла, - говорю я. – Милая, любимая, жизнь моя! Мне кажется, я наконец почувствовал, что такое любовь! Это жизнь, только жизнь, высочайший взлет волны, тянущейся к вечернему небу, к бледнеющим звездам и к самому себе, - взлет всегда напрасный, ибо он – порыв смертного начала к бессмертному; но иногда небо склоняется навстречу такой волне, они на миг встречаются, и тогда это уже не закат с одной стороны и отречение – с другой, тогда уже нет и речи о недостатке и избытке, о подмене, совершаемой поэтами, тогда…
Я вдруг смолкаю.
- Я несу какой-то вздор, - продолжаю я, - слова льются непрерывным потоком, может быть в этом есть и ложь, но ложь только потому, что сами слова лживы, они словно чашки, которыми хочешь вычерпать родник, - но ты поймешь меня и без слов, все это так ново для меня, что я еще не умею его выразить; я ведь не знал, что даже мое дыханье способно любить, и мои ногти, и даже моя смерть, поэтому – к черту вопрос о том, сколько такая любовь продлиться, и смогу ли я ее удержать, и смогу ли ее выразить…

Раскаяние - самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все мы были бы святыми. Жизнь не имела в виду сделать нас совершенными. Тому, кто совершенен, место в музее.

Когда человек боится, то обычно ничего не случается. Неприятности приходят именно тогда, когда их совсем не ждешь.

Самая тяжелая болезнь мира - мышление! Она неизлечима.

Хорошо, что у людей ещё остается много важных мелочей, которые приковывают их к жизни, защищают от нее. А вот одиночество - настоящее одиночество, без всяких иллюзий - наступает перед безумием или самоубийством.

Одиночество ищет спутников и не спрашивает, кто они. Кто не понимает этого, тот никогда не знал одиночества, а только уединение.

Уж лучше умереть, когда хочется жить, чем дожить до того, что захочется умереть.

И что бы с вами ни случилось - ничего не принимайте близко к сердцу. Немногое на свете долго бывает важным.

Среди женщин, ни разу не спавших с мужчиной, больше проституток, чем среди тех, для кого это стало горьким куском хлеба.

Любовь не пятнают дружбой. Конец есть конец.

Жила-была волна и любила утес, где-то в море, скажем, в бухте Капри. Она обдавала его пеной и брызгами, день и ночь целовала его, обвивала своими белыми руками. Она вздыхала, и плакала, и молила: «Приди ко мне, утес!» Она любила его, обдавала пеной и медленно подтачивала. И вот в один прекрасный день, совсем уже подточенный, утес качнулся и рухнул в ее объятия.
И вдруг утеса не стало. Не с кем играть, некого любить, не о ком скорбеть. Утес затонул в волне. Теперь это был лишь каменный обломок на дне морском. Волна же была разочарована, ей казалось, что ее обманули, и вскоре она нашла себе новый утес.

Слишком часто он до сих пор отводил глаза и ничего знать не хотел. И не только он, так же поступали и сотни тысяч других, надеясь этим успокоить свою совесть. Он больше не хотел отводить глаза. Не хотел увиливать.

Упорство и прилежание лучше, чем беспутство и гений.

То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни.

Жить - значит жить для других. Все мы питаемся друг от друга. Пусть хоть иногда теплится огонек доброты. Не надо отказываться от нее. Доброта придает человеку силы, если ему трудно живется.

Жизнь - это болезнь, и смерть начинается с самого рождения.

Мы живем в век консервов, нам больше не нужно думать. Все за нас заранее продумано, разжёвано и даже пережито. Консервы. Остается только открывать банки. Доставка в дом три раза в день. Ничего не надо сеять, выращивать, кипятить на огне раздумий, сомнений и тоски. Консервы.

Все, что можно уладить с помощью денег, обходится дешево.

Умер человек. Но что тут особенного? Ежеминутно умирают тысячи людей. Так свидетельствует статистика. В этом тоже нет ничего особенного. Но для того, кто умирал, его смерть была самым важным, более важным, чем весь земной шар, который неизменно продолжал вращаться.

До чего же теперешние молодые люди все странные. Прошлое вы ненавидите, настоящее презираете, а будущее вам безразлично. Вряд ли это приведет к хорошему концу.

Кто-то подыхает рядом, а ты этого не чувствуешь. Твой живот цел - в этом все дело. Рядом, в двух шагах от тебя кто-то гибнет, мир рушится для него среди крика и мук. А ты ничего не ощущаешь. Вот ведь в чем ужас жизни!

Люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав.

Всякая любовь хочет быть вечной. В этом и состоит её вечная мука.

Нельзя принимать ничего близко к сердцу, ведь то, что примешь, хочешь удержать. А удержать нельзя ничего.

В жизни больше несчастья, чем счастья. То, что она длится не вечно - просто милосердие.

Меланхоликом становишься, когда размышляешь о жизни, а циником - когда видишь, что делает из нее большинство людей.

Если человек чего-то стоит - он уже только памятник самому себе.

Кто слишком часто оглядывается назад, легко может споткнуться и упасть.

Людям хочется иногда расстаться, чтобы иметь возможность тосковать, ждать и радоваться возвращению.

Женщин следует либо боготворить, либо оставлять.