Простая процедура привела к проколу кишки

"Мама обратилась в гинекологическое отделение этой клиники 14 февраля 2013 года по поводу кисты яичника. Там ей предложили сделать операцию методом лапороскопии", - рассказывала С. Мигунова. Лапороскопия - это современный метод хирургии, в котором операции на внутренних органах проводят через небольшие (обычно 0,5—1,5 см) отверстия, в то время как при традиционной хирургии требуются большие разрезы. Другими словами, это щадящий метод, который в современном мире и операцией уже не называют. Обычная процедура, которых в Литве за год проводится сотни.

"25 февраля 2013 года мама прибыла в гинекологическое отделение этой клиники, где в тот же день была прооперирована. Придя в сознание после наркоза, мама почувствовала себя очень плохо. Очень болел живот, она не могла встать на ноги от боли и слабости. Домой выписываться она категорически отказалась. Из милости врачи ее оставили до утра в клинике. На следующий день состояние здоровья мамы только ухудшилось. Но несмотря на это, маму все-таки благополучно выписали домой. Еще сутки она промучилась с ужасной болью в животе дома. Потом, теряя сознание, позвонила в скорую помощь. Ее опять отвезли на Антоколь в гинекологию. Там сказали, что по их части все нормально. Перевезли в хирургию, где обнаружили прокол в тонкой кишке, сделанный зондом во время лапороскопии", - продолжала С. Мигунова.

Двое с половиной суток женщина мучилась от ужасной боли - все это время у нее развивался перитонит. И первые сутки с проколотой тонкой кишкой она провела в гинекологическом отделении Вильнюсской городской клинической больницы. "Где на ее состояние никто из врачей не обратил никакого внимания", - добавляет дочка Зинаиды Боровик.

Три операции за 12 дней

После того, как обнаружили прокол в тонкой кишке, в ночь с 27 на 28 февраля 2013 года там же, на Антоколе, была проведена вторая операция. Этот прокол в тонкой кишке зашили. Сутки после второй операции пожилая женщина, по рассказам дочери, провела в реанимации. Потом ее перевели в палату. "Чувствовала себя мама очень плохо. Все так же сильно болел живот. Мама не могла ни то что стоять, но и сидеть, и даже самостоятельно поворачивать голову", - рассказывала С. Мигунова.

По словам женщины, родственники обращали внимание врачей на такое состояние мамы, но никакого внятного ответа или действий от врачей не последовало.

"В результате, 8 марта 2013 года у мамы лопнул шов на тонкой кишке. Последовала третья (в течение 12 дней) операция под общим наркозом, после которой мама пришла в сознание только через трое суток. Все это время ее жизнедеятельность поддерживалась аппаратами. Две недели после третьей операции мама провела в реанимации, где и умерла 26 марта 2013 года от сепсиса", - утверждает С. Мигунова, добавив, что мама пришла в Вильнюсскую городскую клиническую больницу вполне здоровым человеком. У нее не было никакой смертельной болезни. У нее была куча планов на лето - собиралась ехать на море.

"Мама была физически достаточно крепким человеком, несмотря на свой возраст. Много путешествовала. Была очень жизнерадостной. До самого конца мама оставалась в сознании и очень хотела жить!", - передавая редакции фотографии путешествий Зинаиды Боровик, заключила С. Мигунова.

Сейчас семья женщины подготовила заявление в Министерство здравоохранения Литвы, в котором утверждается, что женщина погибла ни от болезни, ни от несчастного случая, а от халатности и непрофессионализма врачей.

"Хочется так же отметить, что перед операцией врач-гинеколог взяла у мамы 200 литов, а врач-анестезиолог взял 100 литов. Для более тщательного медицинского обслуживания, как я понимаю. После смерти мамы было произведено вскрытие. В заключении о смерти указано, что причиной перитонита и сепсиса является перфорация тонкой кишки после лапороскопической операции в гинекологии", - говорит женщина.

Знали об ошибке сразу?

Близкие рассказали сайт , что у них сложилось впечатление, что врачи сразу после первой операции поняли, что допустили ошибку. Они часто приходили в палату, спрашивали как здоровье пациента, интересовались самочувствием.

Но их злит, что врачи долго боялись признать свою ошибку и констатировать, что была проколота кишка. Возможно, если бы они предприняли необходимые меры вовремя, женщина сегодня была бы жива.

"С первого дня, когда ее выписали, дома начался настоящий кошмар. Врачи все время запутывали и не говорили правду. Успокаивали, что скоро наступит улучшение, что результаты анализов улучшились, - рассказала сайт родственница скончавшийся женщины, которая попросила не называть своего имени. - Однако из истории болезни, из распечатки, которую нам выдали, я поняла, что сразу было понятно, что ситуация безнадежная. Выдержать три операции подряд человеку в таком возрасте - должно было быть очевидно, что не выживет, что ситуация будет только ухудшаться, что нет никаких улучшений. Но никто ничего не говорил".

Ситуацию проконтролирует министр

Обновлено в 16.42. В связи с неясной смертью женщины Министерство здравоохранения Литвы проведет собственное расследование. В распространенном заявлении министерство подчеркивает, что распоряжение провести расследование поступило сразу же, как поступила информация о смерти 75-летней пациентки.

Распоряжение подписал министр здравоохранения Витянис Андрюкайтис. Выводы расследования контролирующие органы должны будут предоставить министерству.

У врачей не было никаких сомнений

Обновлено в 18.31. Связаться с хирургом Евой Дауноравичене, которая проводила роковую операцию, редакции не удалось. Однако во время этих попыток стало ясно, что она продолжает работать в этой клинике и будет дальше проводить подобные операции. Из-за случившегося ей ничего не будет.

За Е. Дауноравичене говорил глава Гинекологического отделения больницы Гедиминас Мечеюс. По его словам, причины смерти женщины до конца не выяснены.

Он утверждал, что после операции ни у кого не было каких-то сомнений, что что-то произошло не так. По его словам, пациентка выглядела обычно для человека, прошедшего такую процедуру.

Это естественно, что после любой операции могут возникнуть осложнения.

"Это естественно, что после любой операции могут возникнуть осложнения. Одно из них - повреждение кишечника или других органов. Нет особенных возможностей после операции проверить произошло так, или нет. Такие повреждения могут выявиться через несколько часов, а могут и через неделю".

Рассказ родственников пострадавшей и врачей - значительно отличается друг от друга. Например, Г. Мечеюс утверждает, что пациентка на следующий день после операции совершенно ни на что не жаловалась и сама просилась домой. Ее обследовали и в тот момент не обнаружили какую-то необычную боль в животе.

Врачь утверждает, что невозможно сразу оценить нюансы организма каждого конкретного пациента, заранее знать, что, например, у него возникнет аллергическая реакция на какой-то препарат.

Каждое вмешательство может завершиться смертью

По словам медика, причиной смерти женщины стала общая ситуация. Г. Мечеюс утверждает, что мог бы взять ответственность, если бы прокол кишки был бы обнаружен во время операции или через несколько часов после лапороскопии. По словам врача, у пациентки уже после процедуры был нормальный и обычный стул, что косвенно доказывает, что кишечник работает нормально.

На вопрос, что произошло бы, если женщина вообще не обратилась бы за медицинской помощью в связи со своей совсем другой проблемой, специалист ответил, что в конечном итоге могла бы развиться злокачественная опухоль и рак.

"Абсолютно любое медицинское вмешательство может привести к смерти. Когда меня пациенты спрашивают, могу ли я дать гарантию, что все пройдет успешно, мой ответ всегда о том, что моя гарантия - ноль процентов. Никаких гарантий я дать не могу. Но я могу сделать все возможное", - сказал врач.

Люди склонны все ситуации применять на себя и представлять, как бы они себя повели, оказавшись в такой ситуации. Заведующий гинекологического отделения на вопрос о том, так ли он реагировал, если бы такое произошло с его мамой, считал бы, что смерть из-за хирургического вмешательства - это нормальное, как он утверждал ранее, явление, коротко ответил: "К сожалению, да".

A a A + A - Atstatyti

Pranešti klaidą

В Омске после полуторагодичного перерыва возобновился процесс по резонансному делу врачей роддома № 2. На скамье подсудимых — сразу пять человек: хирург выездной бригады БСМП Валерий Чикишев, его супруга, бывшая завотделением патологии беременности роддома № 2 Светлана Чикишева, заведующая акушерским отделением Наталья Анисимова, врач акушер-гинеколог Оксана Тищенко и акушер-гинеколог ГКБ № 1 Пелагея Артеменкова. Всех их обвиняют в гибели двух рожениц Оксаны Морозовой и Елены Гайсиной.

Напомним, обе девушки скончались уже после рождения здоровых малышей в роддоме № 2. Оксана умерла в мае 2014 года, Елена — в сентябре того же года. Дела о смерти были объединены в одно производство. На скамью подсудимых обвиняемые сели только в апреле 2016 года. Никто из врачей своей вины так и не признал и с самого начала процесса старался переложить ответственность за смерть девушек на коллег. Подробнее о том, как проходили судебные заседания в 2016 году, .

Тогда дело врачей рассматривали восемь месяцев. Были допрошены все обвиняемые. Озвучены выводы экспертизы из Санкт-Петербурга, которые подтвердили вину врачей в смерти Оксаны и Елены, однако потом одна из экспертов вдруг отказалась от своих выводов, мол, ошиблась. В итоге суду не оставалось ничего иного, кроме как заказать еще одну экспертизу. На этот раз делали ее в Екатеринбурге долгих полтора года.

И вот спустя четыре года после смерти Оксаны и Елены суд над врачами возобновился. Судя по поведению обвиняемых, вины за собой они так и не чувствуют. Улыбки, смешки, разговоры с адвокатами про отдых в Швейцарии.

Совсем другое настроение у родственников потерпевших. С первого взгляда видно, что их эта трагедия все еще не отпустила, на душе не отлегло.

«Плачем до сих пор. Не пришли в себя еще. Сейчас только больнее стало. Наши девочки лежат уже четыре года, а виновные в их гибели до сих пор не понесли никакого наказания», — в голос говорят родственники Оксаны и Елены.

Тогда в 2014 году Оксана родила здоровую девочку Сашеньку, Елена — сына Даниэля. Их воспитанием занимаются отцы и бабушки с дедушками. Своих мам малыши видели только на фотографиях.

«Сашеньке уже четыре годика. Маму она знает. Все время показывает ее на фотографии. Говорит, что очень хочет увидеть ее живую. Красиво поет песню «Милая мамочка». Мы слушаем и плачем! Иногда, когда услышит наши разговоры про все это, спрашивает: «А зачем они убили мою маму?» , — сквозь слезы рассказывает мама Оксаны Нина Иванова.

Теперь, собственно, о самом процессе. Судя по всему, он опять растянется не на один месяц. Адвокаты подсудимых — их шестеро — пытаются заявлять одно ходатайство за другим, где винят следствие в нарушении уголовно-процессуального кодекса. Защитники потерпевших, напротив, стараются вынудить суд рассмотреть новые доказательства и провести еще одну экспертизу, потому как медицинская карта Оксаны Морозовой с историей болезни из БСМП, где уже тогда врачи указывали на признаки спаечной болезни, бесследно пропадала почти на полтора года. В глаза ее не видели даже эксперты, которые проводили судебно-медицинскую экспертизу. И только в прошлом году после запроса адвоката потерпевших Максима Ивакина и вмешательства прокуратуры она чудесным образом нашлась.

Будет новая экспертиза или нет, пока не ясно, суд объявил перерыв. «Новый Омск» будет следить за этим чересчур затянувшимся процессом.

Бывший совладелец "Евросети" Евгений Чичваркин заявил, что считает, что его мать была убита. При этом он добавил, что не приедет на похороны в Россию.

По словам предпринимателя, он не верит, что смерть его матери была случайностью. "Я считаю, что это было убийство. Вся квартира в следах крови была. У меня папа видел, домработница пришла увидела. Не может быть такая квартира залита. Никто никуда не позвонил, никто никому не сказал", - заявил Чичваркин. Бизнесмен также заявил, что никого не обвиняет в смерти матери. Однако он отметил, что у него есть основания не доверять заявлениям российским правоохранительных органов.

По мнению Евгения Чичвакина, смерть матери является попыткой "выманить" его из Великобританию для ареста. "Сотрудники из подразделения "К" хотят меня любыми путями вытянуть из Великобритании. Это реальный фактор", - сказал экс-совладелец "Евросети".

"Доказательство тому хотя бы то, что во время переезда часть ее драгоценностей (у нее там были наши подарки - часы дорогие и т. д.) были похищены. Мама их передала нашим друзьям, пока переезжала, это было ровно год назад. И все это было похищено из квартиры друзей. Естественно, о том, что драгоценности там находятся, узнали из прослушки телефонных переговоров. Преступники показали консьержке какую-то ксиву и все в квартире разгромили. Все, что ей принадлежало, было похищено", - сказал Чичваркин.

По некоторым данным, причиной падения могло стать легкое алкогольное опьянение. "Да, мама выпивала в последнее время, - рассказал Чичваркин. - Общался с ней несколько раз, она была в хорошем... После моего отъезда особенно. И во время развода тоже. Документы она готовила, но приехать ко мне так и не смогла. Паспорт она сделала, но визу не получила".

Похоронами Людмилы Геннадьевны сейчас занимается отец бизнесмена - Александр, с которым его мама развелась 2 года назад.

Чичваркин также сообщил, что не сможет приехать на похороны матери. "Да? Чтобы меня на 20 лет посадили по заведомо ложному обвинению?" - поясняет Чичваркин. Он сокрушается, что так и не поздравил маму с днем рождения, который она отметила всего 3 дня назад - 1 апреля.

"Я звонил ей на мобильный и по городскому. Но поздравить не получилось. Она иногда спит днем, не слышит. Так как она пенсионерка, она ведет такой размеренный образ жизни. В последний раз я ей звонил 8 марта, поздравил, после этого не помню: может, говорили один раз, может, нет..." - говорит он.

В России Евгения Чичваркина обвиняют в причастности к похищению человека. Около года он живет в Великобритании. Его выдачи от соединенного королевства добивается Генеральная прокуратура России. В сентябре прошлого года бизнесмен заявлял, что в случае его экстрадиции в Россию его ждет смерть. Тогда Чичваркин рассказал, что его преследуют коррумпированные представители министерства внутренних дел.

По словам нашего источника в правоохранительных органах, если Чичваркин решится приехать на похороны, его могут задержать, поскольку предприниматель объявлен в международный розыск.

Этот текст не прочесть “залпом”. Хотя по читабельности он того достоин. Литературный опыт Надежды Железновой сказывается и в безошибочности композиции, и в напряжении интонаций, и в умении передать глубину драмы через деталь. Тянет прочесть ее повествование “единым духом”, да не получается. Потому что после каждого эпизода надо приходить в себя.

Книга называется: “Мою маму убили в середине ХХ века”1 .

Речь идет об уничтожении в 1952 году Еврейского антифашистского комитета
и - шире - об антисемитской кампании, подспудно вызревавшей в сталинской системе с переломного в войне 1943 года и оборвавшейся со смертью вождя в 1953-м, накануне необъявленной депортации евреев, когда на подмосковных железнодорожных путях стояли составы теплушек, подготовленных неизвестно для кого, ибо “для кого” было и так известно. Но не объявлено.

Члены ЕАК были расстреляны в августе 1952 года.

Подготовительные аресты, следственные действия и казни производились загодя. Мать Надежды Железновой Мирра Железнова была арестована и расстреляна в 1950 году, почти за два года до ликвидации комитета, видимо, в порядке подготовки этой ликвидации. Что было причиной, что поводом? То, что работала в аппарате комитета? То, что параллельно реализовалась как блестящая публицистка, статьи которой в газете “Эйникайт” знали в читающих кругах разных стран? (Газету закрыли в ноябре 1948 года.) А может, причина - та, что в 1945-м по собственной журналистской инициативе подсчитала число евреев - Героев Советского Союза? (Подсчитала - по официальным данным наградного отдела ГлавПУРа, за что полковник этого отдела получил срок двадцать пять лет лагерей строгого режима “за разглашение государственной тайны”).

Когда пытаешься усмотреть логику в этом нарастании антисемитского напора вплоть до “расстрела поэтов”, арестованных в особняке на Кропоткинской, при загадочном молчании паровозов, готовых впрячься в составы теплушек, - возникает ощущение безумия, “марракотовой бездны подлости”, кровавого шабаша, развязанного “просто так, по воле тирана”.

Но при том, что история ЕАК (Еврейского антифашистского комитета) уже исследована по всем доступным архивам, - остается ощущение темной недоговоренности, словно люди, поставленные перед очевидным абсурдом, никак не могут в него поверить и все ждут, что откроются какие-то секреты, причины, доводы.

Ничего не откроется. Даже если сверхсекретные архивы вычистят до дна. И понятно почему: логика такого не выдержит. Выдержит только интуиция - запредельное ощущение истории, идущей по хрустящим костям. По костям людей, по костям народов. Без всяких внятных объяснений, но зато под лозунгами, в которых идеологическое самоопьянение доходит до небес.

До пустых небес? - переспросил бы я как нераскаянный атеист. Потому что если бы на небесах кто-то был…

Или если бы “сатрапы кровавого диктатора” или он сам оставляли бы письменные следы своих решений.

Нет следов. Самый осведомленный и самый объективный исследователь антисемитской политики Сталина - Геннадий Костырченко - свидетельствует: решений нет. А что если их и не было? Ни о высылке, ни о процентной норме, ни о чистке органов, ни о деле врачей. А что было? Молчаливое угадывание верховной воли подручными? А откуда такое единодушие у подручных? И как это они сумели собраться вместе в такую чуткую команду? Не предположить ли некое запредельное, нелогичное, интуитивно чуемое “целое”, висящее над ними всеми и помогающее выдержать ту драку, в которую они втянулись, уже не важно, по воле или против воли? Втянулись - и уже никуда не денешься.

Никакой открытой, то есть гласной, антисемитской политики Сталин ни объявить, ни повести не мог. Потому что ее гласно объявил и повел Гитлер. Мешало ли Сталину его интернационально-марксистское мировоззрение, которым он смолоду овладел самоучкой? Может, и мешало. Мешало ли православие, которому он смолоду учился и недоучился? Не исключено, что мешало. Был ли Сталин антисемитом? Не исключено. Особенно после партийной драки с Троцким. Но определяло не это, даже если и было. Определяло другое. Логика мировой войны.

Первое решение, малоизвестное, которое Надежда Железнова приводит в качестве застрельного в деле вытеснения евреев из сражающихся рядов: в разгар войны, после Сталинграда, их запретили принимать в партизанские отряды.

Разумеется, если держать в сознании только евреев, это решение антисемитское.

А если держать в сознании всю ситуацию? Гитлеровцы ведь тоже и мысли не допускали о том, чтобы в лесах Восточного Райха появились еврейские партизанские отряды. А если такие и появлялись в их воображении, то шли по ведомству Геббельса - с единственной целью убедить украинцев, белорусов и поляков, что евреи - гитлеровские разведчики, нарочно выпущенные из гетто. Как реагировали поляки Армии Крайовой на появление таких партизан-евреев? Они их уничтожали как провокаторов.

В этом партизанском чресполосье 1943-1944 годов надо ли было нам добавлять еврейского “горючего” в общее пекло? А может, и впрямь лучше было поберечь кадры?

Конечно, рассечение антигитлеровского фронта на этнические отряды ничего хорошего не сулило и Красной Армии. Так что запрет евреям участвовать в партизанской борьбе - скорее равнодействующий вывод из сложившейся военной обстановки, чем антисемитский импульс. Хотя в еврейской истории это решение отрефлектировано вполне импульсивно.

То же самое и с личными чувствами Сталина, в антисемитизм которого Костырченко не верит, а Железнова, кажется, верит. Может, личная неприязнь и возникала у Сталина в военные, а особенно в послевоенные годы - в конкретных ситуациях. Например, когда жена Молотова Полина Жемчужина оказалась в личной дружбе со своей давней землячкой Голдой Меир и возникла опасность, что неподкупный интернационалист, железный Вячеслав окажется на крючке у сионистов. Но это чистая политика, без всякого национального запаха!

Единственного зоологического антисемита Сталин из своего тогдашнего окружения изгнал: “Уберите от меня этого шибздика” - и Рюмина убрали, а потом, как и полагалось, отправили на тот свет, как только отдал концы Верховный.

Все определяется политикой, причем, глобальной. Тем, на чьей стороне - советской или американской - окажется государство Израиль, провозглашенное в мае 1948 года. Советской Союз признал его первым, партия послала туда нашего Микуниса в надежде, что израильтяне примут коммунистическую ориентацию. Не вышло: Израиль встал в американскую колею.

Можно спроецировать эту геополитическую коллизию на историю семьи Надежды Железновой: в ноябре 1948 года ее мама потеряла работу: закрыли “Эникайт”.

Но в ЕАК она оставалась? Оставалась. Пока сам ЕАК оставался. Что его подкосило в политическом раскладе? “Крымский проект”, по которому еврейские мудрецы предлагали учредить на вожделенном полуострове еврейскую национальную автономию? Так надо было еще спросить, как бы отнеслись к подобной перспективе татары. Об украинцах умолчим: им эта соблазнительная карта выпала десять лет спустя.

История - Молох, пожирающий народы. Там бывают страшные ловушки, как и пьянящие выигрыши. О евреях (как и о цыганах) можно сказать, что они попали в ловушку по ходу Второй мировой войны. А по ходу Первой, испытав пьянящие мгновенья революционной эйфории, они в ловушку не попали? Не в качестве жертв, а в роли палачей, могильщиков такой тюрьмы народов, какой казалась им старая Россия?

Можно ли было избежать той смертельной чехарды?

Вот если бы не вверглось человечество в век мировых войн… Но оно вверглось. И попало в ловушку. Не только евреи, судьба которых оказалась страшна по циничной подлости приговора: их обрекли на уничтожение только за то, что они евреи. В ловушке взаимоуничтожения оказались и русские, и немцы: великие народы, отмеченные в мировой истории уникальностью и грандиозностью вклада в мировую культуру в самых возвышенных сферах духа! Их-то что сбило в кровавую жуть ненависти?

В 1914 году, когда еще и Компьенский лес маячил далеко впереди с его вагончиком, когда и в страшном сне не предвиделся весь кошмар ХХ века, а всего только поднялись и поперли напролом немцы, стиснутые народами Антанты, - даже самые великие умы не могли предвидеть всего разворота этой беды, а только содрогнулись от предчувствий.

Бердяев писал тогда, что Господь Бог с болью смотрит, как его любимые дети - русские и немцы - уничтожают друг друга.

Я возвращаюсь к своему вопросу: это если Господь Бог есть. А если нету? На какой зоологический крюк цеплять это самое человечество, когда оно так самораспинается? Что ответят философы шестнадцатилетней школьнице Наде, маму которой уводят люди в серых шинелях и которая все еще не верит: “как это подобное злодейство возможно в мире людей”?

Нет больше мира людей. Есть война людей. И в этой войне люди выбирают… нет, не лучшую участь. Лучшей участи нет. Они выбирают негибель.

В сущности, это выбор между двумя исходами бойни. Первый: развал России и перерождение ее - ценой гибели системы, правящего класса, старой культуры. Второй: военная победа страшенной ценой, спасение от уничтожения. Первая мировая война - первый исход. Вторая - второй. И это для нас уже не Вторая мировая. Это Великая Отечественная.

И в ней тоже - “выбор был небольшой”. Сталин или Гитлер? И так, и эдак - цена гибельная. Сколько? Пять процентов народонаселения? Десять? Гитлер угробил бы не меньше, чем Сталин. С той разницей, что уничтожение шло бы по этническому признаку, в коем личность не вольна: родился евреем - в печь, родился
русским - в быдло…

Звериным чутьем русские выбрали: стерпеть свой террор, чтобы не получить чужой. То есть Сталин был осознан как меньшее зло, чем Гитлер. Уничтожение своих своими по социальному признаку, когда ты все-таки волен решать, куда сделать шаг. Увы, военная диктатура: шаг вправо, шаг влево - считается побег. А иначе - газовая печь, и вообще никаких шагов в стороны. Расстрельные овраги. Тоже военная диктатура, только чужая.

Страшная цена - победа, по степени горя равновеликая поражению, жизнь ценой смерти.

И если был сделан выбор: стоять насмерть! - то все дальнейшее этим и определилось: от политической системы до быта. До такого, например, сугубо “литературного” вопроса, вставшего позже: что главное в наследии великого писателя и пророка Солженицына: рассказ “Матренин двор” и повесть об Иване Денисовиче, перевернувшие когда-то русскую прозу, или “Архипелаг Гулаг”, перевернувший советскую систему (когда она перевернулась, пророк принялся восстанавливать и обустраивать государственность “как ни в чем не бывало”; писателя такие зигзаги только украшают, пророка - сомневаюсь)?

Не Сталин придумал концлагеря, репрессии, доносы, вообще диктатуру. Он это только возглавил. Он даже сбежал от этого в первые дни войны и ждал ареста, но “сатрапы” чуть не силой вернули его к рычагам страны. Военное время - страшное. Тут быть или не быть - не эффектная философема, а первый и последний вопрос. И устанавливается диктатура в конце концов не от гегемонии класса, не от крутости партии и, тем более, не от импульсов человека, оказавшегося у рычагов, а устанавливается такая диктатура только при условии, что ее соглашается терпеть народ, и тогда люди из этого самого народа соглашаются идти в подчинение диктатору - служить ему если не за совесть, то уж точно за страх. Ибо страх - всеобщий.

При этом “народ”, от имени которого и волей которого все это вершится, вовсе не пребывает в мифическом тумане - он красуется на плакатах, и все-таки… он кроется в эмоциональной запредельности, в коллективном подсознании, в инстинктивной глубине, - тогда как люди, составляющие этот народ, мучаются в каждодневном кошмаре: в окопах, в лагерных зонах, в заградотрядах, в тюрьмах, казармах, бараках…

Может быть, это ближнедачные сатрапы в окружении диктатора внушают ему кровавые решения? Можно ли найти логику в этих решениях, если искать ее на человеческом, чисто человеческом уровне? Можно попробовать. Почему, утверждая расстрельный список руководства ЕАК, Сталин вычеркнул Лину Штерн? А почему оставил Ицика Фефера, штатного сотрудника Госбезопасности, внедренного в это руководство (что не мешало ему быть поэтом, ибо доносы на своих коллег он писал так же искренне и убежденно, как стихи)? Так его поставили-таки к стенке - вместе с Перецем Маркишем (который тоже писал стихи и так же убежденно и искренне, да вот только на секретное сотрудничество не пошел бы ни на каких условиях).

Всех - к стенке.

Есть тут логика?

Нашелся в системе Госбезопасности (в верхних этажах, заметьте) человек, который вообразил, что она должна быть. Он усомнился в обоснованности приговоров - генерал Чепцов (заметьте это имя). И добился приема у Маленкова: сигнализировал, что дело ЕАК липовое, что доказательства неубедительны и что надо вернуть дело на доследование.

Он что, сумасшедший, этот генерал Чепцов? Подобное поведение было неслыханным, справедливо замечает Надежда Железнова, а потом приводит реплику Маленкова, настолько потрясающую в своей подлинности, что она достойна специального комментария.

Прервав генерала Чепцова, заместитель Сталина по партии сказал:

Что же вы хотите нас на колени поставить перед этими преступниками? Ведь приговор по этому делу апробирован народом. Выполняйте решение Политбюро.

Первое, что воспринимаешь в этой реплике: “на колени”. Середины нет: или на коленях, или у горла. И истины нет: есть решение Политбюро. И приговор.

Но главное даже не это. Главное - что приговор апробирован народом . Народ этот обретается где-то в идеологическом тумане, в сфере умозрений и лозунгов. Но бесспорно, неопровержимо, убийственно реально то, что он, этот “народ”, - есть. Иначе ничто бы не работало. И никто: ни те, что на коленях, ни те, что во главе, то есть в Политбюро.

Понятно, что это реплика функционера, вещающего не лично от себя, а от имени верховного чина, - Надежда Железнова упирает именно на эту сторону дела. В поле ее ненависти - “сталинские сатрапы, стремящиеся угодить вождю”. И даже так: “сталинские статисты, совершающие преступления под руководством бездарного и психически нездорового “режиссера”.

Статисты, разумеется, имелись, и сатрапы тоже. И страх у них был, и расчет. И стремление угодить “режиссеру”. Однако было и еще что-то, помимо этих подлых качеств. Сатрапы-то первыми и растоптали труп вождя, едва убедились, что “тиран мертв”. И статисты “с чувством глубокого удовлетворения” приняли ликвидацию того, что назвали “последствиями культа личности”. Не потому ли, что по общему ощущению ситуация в стране и мире отодвинулась от кровавой черты, когда “шаг вправо, шаг влево” мог стронуть лавину, и она обернулась бы распадом Системы и Государства? (Так и вышло в конце концов, но уже не при сатрапах, а при их внуках - сатрапы-то были по-звериному осторожны и страну удержали, клянясь все тем же народом, который заранее апробировал и эти новые приговоры.)

Но ведь были еще и прямые палачи, “чинуши в погонах”, приводившие эти приговоры в исполнение. Была серошинельная масса особистов, обделывавшая все эти дела на всех этажах легендарной Лубянки. Откуда же столько подлецов, готовых унизить беззащитную жертву и на допросе, и при обыске, и просто походя?

А подлецы, отвечу я, неизбежны при любой погоде. Если на дворе военный коммунизм, - вверх прут оголтелые экспроприаторы, давящие мещанскую сволочь и ставящие к стенке контрреволюционный элемент. Меняется политическая погода - и вверх прут оголтелые погромщики, давящие, где могут, сионистский элемент и всех, у кого обнаруживается “жидовская морда”.

И всегда так? И без просвета? “Серые шинели” без просвета в человеческое - в миллионной массе осведомителей, свидетелей, соглядатаев и прочих “винтиков” системы? Да откуда же столько?

Надо отдать должное Надежде Железновой: ее душевное зрение куда объемнее, чем та ненависть, которая иногда просто застилает глаза.

Откуда взялся тот лейтенантик в команде “серых шинелей”, что обыскивали дом после ареста мамы? Шестнадцатилетняя школьница едва не потеряла сознание, увидев этот погром: хрустящие стекла под ногами особистов, вываленные на пол книги, порванные бумаги. Девочка попыталась спрятать свой дневник, испугавшись, что он навредит маме, - и что же? Один из сатрапов-статистов-особистов все засек и… успокоил: “Я не буду читать твой дневник” - отпустил, выручил, спас. Откуда в этой команде взялся такой? Что им двигало? Он “и доселе непонятный мне человек”, - признается Надежда Железнова, а потом сообщает случайно ставший ей известным финал пути доброго лейтенантика: шесть лет спустя после того эпизода с дневником лейтенант Ермаков (впрочем, уже капитан) свел счеты с жизнью: “первым в их ведомстве застрелился” - после речи Никиты Сергеевича на ХХ съезде партии.

Может, задумаемся о причинах этого самоубийства? Может, этот капитан госбезопасности испугался забрезживших чисток? Может, проникся чувством омерзения от работы в своем ведомстве? Может, испугался, что ему уже более не служить ни в роли сатрапа, ни в роли статиста, а без этого куда ему деться?

А может, он понял, что “народ”, именем которого такие, как он, особисты искренне оправдывали свою службу, - народ этот более в такой службе не нуждается? Тот самый народ, из недр которого при другой политической погоде такие вот лейтенантики и вышли, чтобы надеть серые шинели и служить честно - до капитанских погон служить, а кто успеет, то и до генеральских?

Тут я упираюсь в самый пронзительный, самый страшный по-человечески, и по-человечески же самый безысходный эпизод в книге Надежды Железновой, эпизод, с которого книга начинается и который обрывает ее в полную безысходность.

Речь о генерале Чепцове - том самом, который в роли председателя Особого Совещания (инквизиторской Тройки, по-нашему говоря) подписывает расстрельные приговоры, а несколько лет спустя (уже перед речью Никиты Сергеевича о нарушениях социалистической законности во времена Сталина) в том же ведомстве выдает родственникам справки о реабилитации казненных.

Справки выдает, а сам заглядывает в глаза:

Клянусь вам, что ничего не знаю о судьбе вашей матери и о деле, по которому она проходила, - ведь она работала в Еврейском антифашистском комитете, не так ли? Поиски будут продолжаться, даю слово!

Можно ли ему верить?

“Передо мной сидит, развалясь, реальный убийца моей мамы…извращенец-палач… льющий слезы перед дочерью собственной жертвы…”

Палач или убийца? - в данном случае это немаловажно. Убийца действует как личность - “от себя”; палач же - “от закона”, “от государства”, “от приговора, апробированного народом”. Так вот, интересно: когда генерал подписывал спущенные ему расстрельные списки, он в них вникал? В 1950 году, отправляя на казнь Мирру Железнову, различал, кто такая, или впрямь “знать не знал”? А в 1952 году интересовался ли, куда делась из этих расстрельных списков Лина Штерн? И почему поставлен к стенке Ицек Фефер, поэт и по совместительству - штатный сотрудник органов?

С чего это генерал, “ничего не знавший”, запросил доследования по делу
ЕАК, - вместо того чтобы молча исполнить апроброванный народом приговор? И еще дешево отделался: выслушал отповедь всесильного и всеосведомленного Маленкова. Могло быть хуже. В зависимости от того, как истолковали бы наверху его демарш.

Чего на самом деле хотел генерал Чепцов? Придать делу ЕАК действительную обоснованность? То есть добить бессудно обреченных на полном и законном основании? Хороша услуга…

А может, он надеялся сорвать это липовое дело? Если так, если была такая мысль, и его бы раскололи другие “чинуши в погонах”, - конечно, генерал слетел бы мгновенно со всех своих постов, а скорее всего - лег бы в семислойный могильник, подобно другим участникам лагерного кошмара, где запросто менялись местами палачи и жертвы.

Вряд ли генерал хотел для себя такой перспективы.

Тогда - что заставило его тормозить процесс и добиваться у Маленкова доследования? Страх, что инсценировка сорвется и с него спросят? Может быть. Но может быть и еще одна неучтенная в отделе кадров особенность психики. - та самая, что позволяла тысячам, десяткам, сотням тысяч этих палачей, сатрапов и статистов - верить, что они делают дело, действительно “апробированное народом”? А когда эта вера рухнула, тогда лейтенант, получивший погоны капитана, пускает себе пулю в лоб. А генерал, объясняющий дочери казненной Мирры Железновой, что ее мама погибла безвинно, - плачет.

Доказать, что это именно так, я не могу. Но даже если из тысячи возможных причин этих слез (включая фарисейские, лицемерные, издевательские, крокодиловы и т.д.) есть один шанс, что эти слезы искренни и что на дне души этих служак в погонах человеческое все-таки сохранилось, - так слезам надо бы поверить. Если хватит на это сил.

Но никогда ни одна душа, прошедшая через ад лагерей или даже родством связанная с жертвами этого ада, - не откликнется на плач палача. И будет держать в доме как библию - “Архипелаг ГУЛАГ” Солженицына. Пока не истлеет память в поколениях внуков и правнуков.

Почему это так? Вопросы - к Господу Богу.

Может, когда пройдет еще полтысячи лет (для Всевышнего - полмига), и горести нашего века будут вытеснены горестями дельнейших эпох, - тогда историки-архивисты сойдутся на том, что майской Победы 1945 года не было бы без октябрьского переворота 1917-го и исход войны был бы другой, если в 1927-м не нашла бы себе страна вождя, способного справиться с ее непредсказуемым нравом, и если бы в 1937-м не оказались исключены намертво любые мятежи, предотвращенные через любые казни.

Но пока живы люди, хранящие память о человеческом ужасе этой истории, - они не простят. И не почувствуют никакой апробированной народом Оттепели - только могильный холод.

В 1955 году двадцатилетняя студентка Надежда Железнова, выйдя на февральский тротуар из жарко натопленного кабинета генерал-лейтенанта Чепцова, объявившего ей, что ее мать реабилитирована, - идет по улице и с ненавистью вспоминает, как текли слезы по дряблым щекам старика-генерала, и ненавидит его за подлость лицемерного сочувствия.

Я сказал, что она умеет передать беспросвет горя - через деталь.

Эта деталь - льдинки, намерзшие на тротуаре.

Она их осторожно обходит, чтобы не поскользнуться и не упасть.

Через считанные недели - ей рожать.

Если родится дочка, имя ей будет - Мирра. Жизнь продолжится. А пока из марракотовой бездны небытия доносится и бьет обухом только одно:

Мою маму убили в середине Двадцатого века…

1 Книга подписана полной паспортной фамилией автора: Надежда Железнова-Бергельсон, но я по старой памяти и для краткости буду именовать ее здесь по привычной первой части - унаследованным от отца литературным именем, по которому дочку Леопольда Железнова хорошо запомнили читатели ее книг и статей.

Жила старая пара, которая наняла новую горничную, чтобы та помогала им по дому. У жены была огромная коллекция кукол и горничной требовалось раз в неделю стирать с них пыль. Так однажды горничная вошла в комнату с куклами и с отвращением посмотрела на них. Она ненавидела кукол.

Вытирая пыль, она наткнулась на очень странную куклу. Это была говорящая кукла и у неё был шнурок в спине. Горничной стало интересно и она потянула за шнурок. Кукла сказала "Привет". Горничная снова потянула за шнурок. "Я люблю маму" - сказала кукла. Горничная положила куклу на место и продолжила убираться.

Несколько недель спустя, стирая пыль с куклы, горничная случайно уронила её. От удара о пол кукла разбилась. Старая женщина услышала звук и пошла разузнать, что случилось. Когда она вошла в комнату и увидела разбитую куклу, она очень расстроилась. Горничная увидела это и сказала "Мне очень жаль. Я не хотела разбить её. Я больше так не сделаю". Старуха в печали посмотрела на разбитую куклу и сказала, что не уволит горничную только, если та пообещает, что будет поосторожней с куклами. Горничная согласилась.

На следующий день старые супруги оставили горничную одну дома, потому что им нужно было уйти по каким-то делам. Горничная была в таком дурном настроении, что не хотела выполнять свою работу. Когда она сидела на кухне, наслаждаясь прекрасным шоколадом супругов, ей в голову пришла отвратительная идея.

Она медленно поднялась в комнату, гда хранились куклы. Она вспомнила, какой печальной выглядела старуха, когда она разбила куклу. Горничная взяла куклу и сказала: "Она, должно быть, действительно, любит этих кукол" - и бросила куклу на пол. Она разбилась и горничная улыбнулась. Ей нравилось разрывать кукол. Ей нравился звук разбивающихся кукол. Она бросала всё больше и больше кукол на пол. Она всё ещё была в своём яростном припадке, разбивая кукол, когда старики вошли в дверь.

Старуха бросилась к своим куклам. Она с ненавистью посмотрела на горничную и спросила: "Что ты наделала?". Муж, увидев как расстроена его жена, немедленно сказал горничной, что она уволена. Горничная забрала свои вещи и теперь её настроение стало ещё хуже, чем раньше. Она так разозлилась, что-той же ночью, пробралась обратно, в дом престарелых супругов. Зная, что они будут крепко спать, она прокралась в кухню, нашла самый большой нож и пошла в спальню.

Следующим утром, горничная вернулась к дому и вела себя, как невинный свидетель, рассказав полиции, что работала у супругов. Она изображала из себя невинную жертву, потерявшую добрых друзей. Она рассказала полиции, что старики были любящими, милыми, заботливыми людьми и она не представляет, кто мог хотеть их убить.

Она медленно вошла в дом, сказав, что хочет убедиться, что драгоценная коллекция старой женщины не пострадала. Когда она нашла говорящую куклу, она подняла её и потянула за шнурок. "Привет" - сказала кукла. Она потянула за шнурок снова и кукла сказала: "Зачем ты убила мою маму?" Служанка в ужасе посмотрела на куклу: "Что ты сейчас сказала?"

"Зачем ты убила мою маму?" - спросила кукла. Горничная смотрела в шоке. Она опять потянула за шнур. "Зачем ты убила мою маму? Она была хорошей мамой. Я ее очень любила. Зачем ты убила мою маму?" - горничная не могла оторвать глаз от куклы. Она не могла поверить в то, что происходит. "Ты убила мою маму!" - закричала кукла. Горничная бросила её на землю и выбежала из дома.

Следующим утром горничная была найдена мертвой в своей постели. В её руках была говорящая кукла. Когда следователи дернули за шнур куклы, она стала повторять одну фразу: "Она убила мою маму. Она убила мою маму. Она убила мою маму..."