Странные ассоциации: Пасха, куличи, угощение… Были у нас соседи, евреи, Зильберовы, или Зингеровы, или как-то похоже. Они всегда угощали моих родителей мацой, а мы их – пасками-куличами.
Было у них четыре дочери, старшая, Галина Ефимовна, участница войны, фронтовая медсестра, была незамужней, жила с родителями. Когда те умерли, вела хозяйство сама. И вдруг у нее гости появились - племянница приехала с сыном, из города Поти. Галина Ефимовна говорила:
- Бедная Инночка! Ее муж – он капитан дальнего плавания. Он ей так изменял и ревновал – она этого не перенесла.
Инночка, которая на второй день пребывания у тети явилась к нам «на телевизор», потому что тетин сломался, была маленькой пухлой блондинкой, которая с первого раза поразила меня плохой памятью. Родителям моим она представлялась хриплым басом и извинялась:-
- Голос сел, выпила ледяной воды.
Через полчаса это было уже «ледяное пиво», немного погодя «ледяная водка». Маме моей такой кинозал на дому не понравился, и у нас телевизор тоже "сломался".
Потом они нашли себе жилье и съехали куда-то в другой район.
Я слышала о бедной Инночке еще дважды.
Первый раз она пришла к подруге Галины Ефимовны вся в слезах:
- Вы знаете, тетя Галя умерла, надо хоронить, а денег просто нет…
Получив какую-то денежку, в слезах же удалилась.
Подруга тоже поплакала и позвонила еще одной приятельнице. Старушки купили венок и отправились провожать соратницу в последний путь. Дело было летом, «покойница» как раз полола грядки, и вид подружек с венком на пороге родного дома ее неприятно поразил. С племянницей она долго не разговаривала.
Второй раз я услышала о похождениях бывшей соседки уже, будучи взрослой. Натуру ничем не переборешь, если человек родился авантюристом, то приложение своему характеру он хоть где-то, а найдет. Есть такая бандитская специальность – вокзальные воры-разбойники, которые заманивают приезжего-командировочного в глухой уголок незнакомого города, тюкают его по голове и забирают все, достойное внимания – от двадцати рублей на обратную дорогу и часов, до шапки и ботинок. Вот в такой шайке «работала» Инночка. Наверное, это было классическое: «Мущина, угостите даму сигаретой», ну и далее, по тексту. Жертвы то ли в милицию не обращались, то ли милиция смотрела на них с точки зрения: «так вам и надо, аморальным типам», но игрища эти продолжались довольно долго. Пока одного из "клиентов" не тюкнули по голове слишком нерасчетливо и жертва не стала покойником. Похватали членов «команды» мгновенно, судили и осудили.
По-моему, со времен Сони Золотой ручки не так уж много было евреек, которые бы сели за гоп-стоп (ну, почти за гоп-стоп). Во всяком случае, я других не знаю.

Строить дом - дело серьёзное и ответственное, сколько всего нужно учесть и просчитать, а тут часовня в честь святителя Луки, исповедника и врача. Да не где-нибудь, а в самом центре нашего, пускай и небольшого, но всё-таки городка.

Мы с моим старым приятелем, а заодно и сантехником, сидим на лавочке что у меня перед подъездом и решаем как станем проводить отопление в новую часовенку. И так увлеклись, что не заметили, как на лавочку рядом с нами опустилась незнакомая женщина неопределённого возраста.

Почему неопределённого? Потому что у людей пьющих невозможно определить возраст, даже приблизительно. Женщина дохнула в мою сторону запахом свежевыпитой водки и произнесла со слезинкой в голосе:

Скоро уже тётю Галю выносить будут.

Мы, не обращая на неё внимания, продолжаем высчитывать необходимое количество радиаторов отопления на внутренний объём часовни. Женщина снова:

Жалко тётю Галю, хороший она была человек.

Рома, а что если вместо биметалла мы возьмём чугунину?

И картошки всегда наварит, а если есть, то и селёдочкой угостит.

Батюшка, я и сам за чугун. Ну что биметалл, там полезный объём горячей воды всего 350 миллилитров, а сейчас появились новые чугунные радиаторы, небольшие, аккуратные, и объёмом аж на 850.

Ну и что, что она пьющая? А кто не пьёт? Зато у тёти Гали всегда можно было переночевать. И на похмел, если оставалось, никогда не жалела. Пойди сейчас найди ещё такого доброго человека. Одинокая она, никого после неё не осталось.

Краем уха я разобрал слова про «доброго человека», привычно перекрестился и сказал:

Помоги Бог доброй тёте Гале. Раз никого нет, вот вы за неё и молитесь.

Бог, а что ваш Бог? - Собеседница снова обдала меня густым водочным ароматом. - Он есть и будет, а нашей тёти Гали больше нет.

Потом, уже после разговора, я позвонил старосте и поинтересовался, не заказывал ли кто поминовения по новопреставленной Галине?

Они действительно в целости и сохранности доставили меня домой, а прощаясь, предупредили:

Будь здоров, пацан, и наш тебе бесплатный совет, старайся так поздно по городу не ходить. И с нами больше не встречаться. Не каждый день нам так везёт.

Где-то в те же годы начинался и мой путь к Богу. Я слушал того священника и понимал, что если разбойники не чураются добрых дел, то и мне, христианину, Сам Бог велел творить добрые дела. Только не так это просто. Вот кто хочет, пусть попробует и потом скажет, просто это или нет.

Ходил я тогда по улицам и всё думал, какое бы доброе дело сделать? Ну точно как тот сказочный герой из фильма «Морозко»:

Люди, какое вам доброе дело сделать?

Но ничего доброго в голову не приходило. А то, что приходило, казалось каким-то жалким и смешным. И вот однажды, возвращаюсь вечером с работы и вижу на столбе объявление. Я человек любопытный, если что-то там висит на столбе, обязательно подойду и прочитаю, за что много лет получаю от матушки. Та не одобряет моего любопытства и постоянно в такой ситуации произносит свою любимую фразу:

Не читай заборов! Ты разве не знаешь, кто и что на них пишет?

Но в тот вечер я шёл в одиночку, потому мне никто не помешал. На половинке бумажного листа из тетрадки в клеточку дрожащим почерком пожилого человека было написано примерно следующее:

«Миленькие, я, старая, потеряла кошелёк. А в нём вся моя пенсия. Как же мне теперь месяц прожить? Если кто найдёт, Христом Богом прошу, верните мне его по адресу…».

Прочитав объявление, я чуть не задохнулся от нахлынувших на меня радостных чувств. Вот, это именно то, что надо. Настоящее дело, спасти человека от голода, помочь ему заплатить за квартиру. Понятно, что никакого кошелька искать я не собирался. Ищи его теперь, свищи. Я поступил по-другому. Узнал, какая на то время пенсия считалась средней, поговорил с женой, а она у меня человек не жадный. Взял необходимую сумму и отправился по указанному в объявлении адресу.

Про домофоны тогда ещё никто не знал, я беспрепятственно поднялся на третий этаж и позвонил. Дверь, как я и ожидал, мне открыла бабушка.

Чего тебе, милок?

Скажите, это вы потеряли кошелёк?

Да, - бабушка обрадовалась, - неужто нашёлся?!

Ну, почти нашёлся. Вот возьмите, это ваши деньги.

Мои деньги? - бабушка внимательно смотрит на купюры, - нет, это не мои деньги. Мои бумажки были не такие.

Потом она посмотрела мне в глаза и сказала:

Ты меня обманываешь, это твои деньги. А мне чужого не надо, я в жизни чужого ничего не брала. И у тебя не возьму.

Она протянула мне мои деньги, а я, не зная как поступить, стал пятиться назад по лестнице. Я отступаю, а та упорно продолжает идти вслед за мной. Наконец, я повернулся и побежал. И как же я удивился, когда спустившись на первый этаж, услышал, что моя бабушка тоже бежит. Правда она была уже старенькая, и угнаться за мной не могла. Потому, запыхавшись, остановилась на этаж выше, и закричала:

Пойми, мне не нужна твоя жалость! Я хочу, чтобы тот человек, что нашёл мои деньги, чтобы он их мне вернул. Пожалуйста, забери это назад.

Нет, сейчас не возьму. Вам на что-то целый месяц жить надо. Решите вернуть, приносите в храм.

Она всё-таки вернула мне мои деньги через много лет, когда я уже стал священником. Подошла после службы с конвертом в руках и напомнила о себе.

Первый неудачный опыт не поколебал моей решимости продолжить творить добрые дела. Только теперь я понимал, что не нужно приставать к людям со своей помощью, ещё далеко не каждый согласится её принять. Даже от священника.

Как-то в аварии погибла одна моя знакомая. Муж, считая себя виноватым, в отчаянии решил покончить с собой, но не вышло, зато получилось на целый год улечься на больничную койку.

Помню, зима. Приходит на их девочка, помолиться о маме. Почти ровесница моей дочери. Холодно, а на ней такое серенькое лёгкое осеннее пальтишко. Мы с ней немного общались. Встречая её в посёлке, я всегда расспрашивал об отце, и так, вообще, о жизни. Потому и тогда поинтересовался:

Почему ты так легко одета?

А у меня нет тёплой одежды. Мама собиралась купить, но не успела.

Я представил на её месте моего собственного ребёнка, и стало так больно. От этой боли даже слёзы на глазах навернулись. Так иногда бывает. И ничего не могу с собою поделать, болит и всё тут. Пошёл в алтарь и стал рыться в сумке, в карманах. Достал все свои заначки и снова подошёл к девушке. Я уже не помню, сколько там было, но на зимнее пальто, пускай и скромное, ей должно было хватить.

Возьми, и обязательно купи себе что-нибудь тёплое.

Это была суббота, а на следующий день, в воскресенье, ко мне подошла её бабушка и сказала:

Никогда, слышите, никогда больше так не делайте. Мы не нищие и мы не нуждаемся в ваших деньгах!

Я не знаю, что она обо мне тогда подумала, но спасибо, что не пыталась вернуть мне эти деньги назад.

А эпопея с добрыми делами продолжалась. Как-то, ещё задолго до священства, поехал на рынок купить картошки. Уже возвращаясь с тяжёлой сеткой в руках, подхожу к автобусной остановке и наблюдаю такую картину. Из автобуса выходит пожилая женщина, скорее всего, какая-нибудь дачница, с их неизменным дачным атрибутом - большущей сумкой на колёсиках. Тётенька уже было сошла, но в последний момент оступилась и, почувствовав резкую боль в ноге, громко вскрикнула.

Люди, находившиеся в тот момент на остановке, заботливо усадили женщину на лавочку, подкатили к коленям сумку, сели в автобус и разъехались по своим делам.

А я остался, потому, что мне в очередной раз повезло проявить и христианскую любовь. И уж этот человек точно не откажется от моей помощи. Одно мешало, моя тяжелая авоська с картошкой. На остановке её не оставишь, утащат. Брать с собой, а как же тётка с её немаленькой поклажей, хоть и на колёсиках? Тут меня неожиданно выручил знакомый. Он как раз мимо на своей «Волге» проезжал, увидел и остановился. Мол, садись до дому подброшу. Я обрадовался, вот оно, Господь, всегда рядом с тем, кто помогает ближнему!

Мой знакомый, человек добрый, конечно же, согласился помочь. Общими усилиями мы усадили плачущую дачницу-москвичку к нему в машину и отвезли в приёмный покой городской больнички.

Вы мне дайте телефон кого-нибудь из ваших близких, - говорю ей, - нужно же сообщить, где вы и что с вами произошло. А то беспокоиться станут, переживать.

Когда я вернулся в поселок, мне не терпелось немедленно отправиться на переговорный пункт и позвонить в Москву. Я уже заранее слышал, как приятный, и обязательно женский голос говорит мне:

Спасибо вам, молодой человек! Мы вам очень благодарны за помощь, оказанную нашей маме.

А я ей отвечаю:

Ну, что вы, что вы! Какая благодарность?! На моём месте так поступил бы каждый христианин.

Но картошка, целая авоська весом двенадцать килограммов, заставила сперва отправиться домой, а уж только после этого спешить на переговорный пункт.

Звоню и слышу в трубке недовольный мужской голос. Первое разочарование.

Простите, я звоню по поручению Петровой Марии Ивановны. Знаете такую?

Ну, знаю, это моя мать.

Так вот она, к сожалению, приехав к нам в город, сходила с автобуса и, видимо, сломала ногу.

Блин! Этого ещё только не хватало! - Молчание, потом, - А сам-то ты кто такой?

В общем, никто, просто прохожий. Я ей до больницы помог добраться.

И чего ты хочешь, прохожий со сто первого километра?! Бабла срубить захотел? Так ты лучше на носу себе заруби. Ничего у тебя не получится! Ты меня понял?! Ещё хоть раз позвонишь, я тебя найду и точно бошку сверну!

Домой я возвращался точно оплёванный. Меня обидели в очередной раз, когда я действительно по-настоящему помог человеку. Нет, ну что ему было трудно просто сказать «спасибо»? И всё, и повесить трубку.

Потом я расскажу об этом случае моему духовнику отцу Павлу, и он скажет:

Обидно? Я понимаю, ты сделал доброе дело и ждал похвалы, а вместо этого тебя обругали. Ты читаешь Евангелие. Вспомни, как много доброго сделал Христос, и что в ответ? Правильно, люди Его убили. И ладно, если бы Господь не догадывался о том, что Ему грозит. Нет, Он знал что убьют, но продолжал делать.

Так что тебе ещё повезло, тебя только обругали. А на будущее имей в виду, христианство, несмотря на то, что мы постоянно говорим о смирении, всегда наступательно. Мы действуем на опережение. Пускай тот человек, что сегодня считает тебя своим врагом и относится к тебе с явным предубеждением, почувствует на себе твою бескорыстную любовь. И неважно, обругает он тебя сразу после того, как ты ему поможешь, или промолчит. Годы пройдут, может, и он поймёт, что ему или его близкому помогли просто потому, что он человек. Он не поймёт, сын поймёт, или внук. И сам станет человеком, способным на добро. Миру как воздух нужны добрые дела.

Уже десять лет как ушёл в вечность мой дорогой отец Павел, а я сам, став священником, пытаюсь продолжать его дело. Я улыбаюсь, вспоминая те мои первые неофитские, но такие искренние и наивные попытки сделать кому-нибудь что-нибудь доброе. Со временем я понял, что нам не нужно специально искать добрых дел, а просто жить этим, и раздавать добро так же естественно как есть хлеб и дышать воздухом. Делать и не задумываться о том, что ты совершаешь что-то большое и необычное. Так живут святые.

Часто вспоминаю Фёдора Петровича Гааза. Человека удивительной судьбы. Немец, католик, заработавший огромное состояние в России, потом всё это состояние спустил на русских же каторжников. Будучи доктором, он еженедельно осматривал арестованных и отправлял людей на этап. Наверно, не сразу созрело в его душе желание помогать преступникам, облегчить их участь. Когда это произошло, кто теперь скажет? Но не было в Москве такого кандального этапа, что отправлялся бы в далёкую Сибирь по знаменитой Владимирской дороге, и который бы не проводил доктор Гааз.

Он не просто их провожал, он осматривал людей, ходатайствовал за больных, искал возможность заступиться за невинных. На свои деньги заказывал для каторжан книжечки с христианскими поучениями, привозил сладости и фрукты. Каждый должен был получить из рук «святого доктора», так называли его сами кандальники, яблочко, печеньку или апельсин.

«Кто её там, в Сибири, пожалеет и подаст конфетку? Так я это сейчас сделаю».

В каждые руки гривенник или пятиалтынный, кому-то обувь, кому-то одежду, и всем - надежду на Божию милость.

Сперва Фёдор Петрович потратил на заключённых всё своё состояние. Будучи статским генералом, он был принимаем в домах московской знати. Все знали, придёт Гааз и станет просить пожертвования на заключённых. Потому в ожидании его прихода гости и их хозяева заранее собирали продукты и деньги, чтобы передать их сердобольному доктору.

Двадцать семь лет каждый понедельник в любую погоду отправлялся Фёдор Петрович провожать в дорогу очередной этап отверженных. Он экономил на всём, перешивал и донашивал свою старую одежду, ходил пешком, отказываясь от извозчиков.

Когда он умер, в его конторке нашли что-то около двадцати копеек денег и потому хоронили за казённый счёт. По благословению святителя Филарета Московского в последний путь доктора Гааза провожало почти всё московское православное духовенство, а за его гробом, в соответствии с полицейской справкой, шло около двадцати тысяч человек.

За несколько лет до кончины доктора Гааза Москва прощалась с великим . Тогдашние журналисты задавались вопросом, найдётся ли ещё человек, которого так будет оплакивать Россия. Оказалось, что Гааза любили больше.

После похорон тёти Гали прошла неделя, а я уж про неё и забыл. Как забываешь о множестве мимолётных встреч, случайных разговорах ни о чём. Да и потом, я не помню эту тётю Галю, хотя мы и жили с ней в одном доме. Вот Серёгу-инвалида помню. Его лоджия выходит прямо на пешеходную дорожку. Кто бы ни шёл, обязательно мимо пройдёт, а Серёга, как непременное дополнение к своей лоджии постоянно свешивался через перила и болтал с прохожими. Частенько он с кем-нибудь распивал, а завидев меня, бурно приветствовал и поздравлял с праздником.

Сегодня лоджия постоянно закрыта, на углу никто больше не распивает и не ведёт бурных споров о достоинствах «Зенита» или «Спартака». Соседям стало спокойнее. Только и меня на этом углу больше никто не поздравляет с праздником. Теперь уже я, всякий раз проходя мимо лоджии, произношу одну и ту же фразу:

С праздником тебя, Серёжа! И ещё, Царство тебе Небесное и вечный покой.

А тётю Галю, нет, не помню.

Подхожу к своему дому и вижу, как из окна квартиры на третьем этаже ребята-гастарбайтеры бросают вниз, прямо в палисадник чью-то старую мебель и прочий домашний скарб.

Внизу возле дома меня окликнул знакомый работник из местной хозбригады:

Батюшка, ты там повнимательнее!

А чем это вы тут занимаетесь?

Да, вот, алкашка одна преставилась. Квартирка освободилась, велено очистить от хлама.

А наследников, что же, никого не нашлось?

Говорят, одинокая была. Потому и не приватизировала. Но я тебе скажу, хозяйка хоть и выпивала, а квартирка ничего, чистенькая.

Я догадался, ага, так это же он про тётю Галю. И подумал, вот и закономерный финал. Закончилась человеческая жизнь, и теперь в огонь отправится всё, что было с ней связано. Я увидел рассыпавшиеся фотографии, пачку старых писем, перевязанных верёвочкой. Может, ещё мамины? У меня дома тоже такая же. Поднять? Но кому интересны чужие письма? А вот душа, куда пойдёт её душа?

Говорят, будто она была неплохим человеком и делала много доброго. Так что же, неужели от этих дел ничего не останется? И тут замечаю, среди мусора валяется икона. Кричу:

Эй, там наверху, погодите кидать!

Поднимаю икону с земли, отираю от пыли. Спаситель. И поражаюсь, какой хороший образ. Немалых денег стоит. Сохранила, не пропила. Получается, Он ей был нужен? Молилась?

Я заберу, можно?

Вот басурманы, икону выбросили, - посетовал мой знакомый. - Бери что хочешь, батюшка, всё одно жечь.

Я прижимаю образ к груди и поднимаюсь к себе. У меня отличное настроение, я вдруг почувствовал, что мы с этой тётей Галей не чужие друг другу. Завтра же подарю эту икону кому-нибудь из наших, пускай поминают. И ещё, нужно узнать, где её могилка, обязательно пойти и отпеть.

Тетя Галя

Это двоюродная сестра матушки. Живет в Донецке, в своем доме. Изредка мы с мамой ездили к ней в гости. Чаще сестры переписывались.

Жизнь тети Гали была большой плитой, на которой все время кипел чан суеты. Она говорила: «У меня есть муж, дочь и зять. Каждый сам по себе. А я – жена, мать и теща в одном лице. Им всем от меня одной что-то надо. Ни черта не успеваю…».

Отдушиной ее беспросветной маяты служили цветы, куры, кошка и собака, которые были всегда. Когда появился внук, он пополнил этот светлый список.

Одно дело – нудно жаловаться, что все плохо, и совсем другое – легко констатировать происходящее. Мол, вот так живем, по-другому не можем. Именно так относилась к своей судьбе и т. Галя.

Письма писала она без абзацев. Поток мыслей невероятной амплитуды шел сплошным текстом. Жалею, что не сохранял ее эпистоляриев. Остались только фрагменты, по какому-то наитию переписанные мной:

«Виктора видела. Пьяненький. Конвертов у меня много и наштампованных. А теперь надо еще марки клеить. Ты приезжай. Теперь ничего везти не надо, с пустыми руками в электричку – и все. Куры у нас старые, несутся плохо. А отсюда мы тебя посадим…»

«О ценах вообще говорить не хочется. От этих цен ум убывает…»

«Приезжали Мира и Вася. Мира потолстела, у Васи болят ноги. Собака у нас. Большая сука. Пока я смотрю телевизор (ты ж знаешь, как я его смотрю – сплю под ним), она лезет в мою постель. Тюленская, врач по нашей улице, взялась докармливать старуху. Та ей дом отписала. Да быстренько и докормила – сегодня умерла, завтра похоронили… Ты ж знаешь, какие у нас высокие потолки. Полезла я белить их на кухне. На стол поставила табуретку, на нее – маленький стульчик. И то еле доставала. И чего-то дернуло меня потянуться к какому-то пятну… Мухи, сволочи. У вас много мух? У нас много. И сверзлась я с той пирамиды. Ой, Женя, я летела так долго… Лечу и думаю – скорее бы упасть…»

«Отмечали нашу золотую свадьбу. Как там твой Гриша? Зять купил водки. Я деду сказала – возьмешь хлеба, селедку и арбуз. Он в ответ – на х… это надо? У нас этого слова никто, никогда не произносил!!! А я и не знала, что ОН существует!!! Кричали „горько“. Но дед целоваться не пожелал. Так я взяла его за уши и чмокнула, шоб он всрався. Зять тоже водку уважает. А с дедом ссорится. Чуть ли не до драки. А я как пожарник между ними…»

Один существенный факт: она была почти глухая. В детстве ее лечили от какой-то жуткой болезни и давали пить хинин, кажется… Выжила. Но лекарство дало страшное осложнение – глухоту. На всю жизнь. Поэтому никогда не работала. Только торговала цветами. С растениями у нее был самый настоящий роман. Любовь была взаимной – розы, гладиолусы и другая красота у т. Гали вырывались из стандартов роскошества и всегда быстро раскупались. Продавала их она в центре города, куда добиралась на трамвае.

Одно время у т. Гали была сиамская кошка, которая утром провожала свою кормилицу на остановку (метров 500 пути), а вечером, поражая своей загадочной чувствительностью, топала встречать именно в то время, когда хозяйка возвращалась…

Домашнее хозяйство т. Галя ведет, как письма пишет – все дела окучивает одновременно. Перемыв половину посуды, пойдет кормить живность, потом начинает копаться на грядках. Затем примется готовить еду, отчего грязной посуды только добавляется. Словом, «колотилась» с утра до ночи. Посуду домывала, зачастую, заполночь. Но при этом хронический бардак каким-то чудом выглядел …гармонией. За один борщ т. Гале можно было простить все, что угодно.

…Из-за ее глухоты все домашние вынуждены переходить на повышенные тона. Когда я впервые приехал с мамой туда в гости, то подумал, что они все время ругаются… И только матушка говорила с ней обычным голосом, и сестра все прекрасно слышала!

– Ма-ам, как это вам удается? – поражался я.

Та глухие ж читают по губам. Надо только четко

выговаривать, та и все! – легко пояснила она.

Мои попытки последовать этому ни к чему не привели. Да что там я – дядя Гриша, муж т. Гали, за долгую совместную жизнь научился артикулировать, как ведущий логопед. Однако громкость все равно включал…

Я же думаю, что причина в душевной близости сестер, на которую отзывались мембраны слышимости т. Гали, недоступные никаким другим собеседникам…

Реальная мистическая история из моей жизни. Произошло это тринадцать лет назад. Но сначала предыстория.

У моей дальней родственницы в юном возрасте трагически погибла дочь. Тетя Галя была безутешна. Жили мы тогда все в одном доме, моя семья поддерживала ее как могла.

У тети Гали был старший сын, но жил он отдельно со своей семьей и навещал ее редко. Галина годилась мне в матери, но по стечению обстоятельств я сблизилась с ней больше всего. Мы часто пили чай, говорили, вспоминали покойную Таню. Тетя Галя нашла хоть какое-то утешение в общении со мной.
Так прошло несколько лет. Я даже не представляла, как могу хоть на 10 минут вечером не забежать к тете Гале. Она научила меня печь пироги, готовить вкусные салаты и так далее. А сколько житейской мудрости было в ее словах!

Время шло... Я устроила свою личную жизнь, а накануне тетя Галя уехала досматривать больного отца в другой город. Мы продолжали созваниваться, часто беседовали по телефону. Вскоре тетя Галя сообщила, что умер отец, а через некоторое время ушел из жизни и ее муж. Возвращаться назад она не собиралась, решила остаться в отчем доме.

Мы созвонились за пять дней до случившегося, голос был у нее грустный, сказала, что тоскует за всеми. Я пообещала, что непременно навещу ее весной, на том и распрощались.

Было воскресенье, за окном стучал холодный дождь, на душе было неуютно. И тут я вспомнила о тете Гале и невольно подумала про себя: "Царство ей небесное!". Я подскочила, как могла я так думать о живом человеке, как посмела? И стала набирать ее номер мобильного. Телефон предательски молчал...
Я дождалась вечера, подумала, что, может, старый мобильник разрядился, а она не заметила. Но телефон не заработал вечером, не заработал он и на следующий день. Я чувствовала, что что-то случилось. Позвонила ее сыну, он был в командировке, но обещал съездить, навестить мать.

Я ждала еще день. Никто не звонил, позвонила ему сама, и он ответил, что Галина умерла, заснула и не проснулась, завтра похороны. Я не знала, что сказать, как выразить слова сочувствия и только где-то в подсознании была мысль: "Ты знала..."

На похороны я не успела, была ужасная тяжесть на душе, слезы душили. Хочу сказать, у тети Гали был страх, страх того, что она умрет в одиночестве и сразу не хватятся… Она часто это повторяла. Я долго думала, что, может, не просто так я это подумала тогда? Спохватилась, стала звонить. Сын-то ее - парень неплохой, но очень занят по работе, дальнобойщик, да и семья, дети маленькие.

И вот прошло время, я так думаю, что это был девятый день после смерти, я сидела в комнате, всей семьей смотрели телевизор, я вышла на кухню налить чаю. И тут меня обдало запахом, это был запах сердечных капель тети Гали, очень специфический. Он как бы обнял меня, а потом растворился. Я позвала маму, она тоже почувствовала это и сказала: "Галя пришла попрощаться и поблагодарить!".